Последнюю фразу Агриппина повторила по‑французски, видимо, копируя самого маркиза де Баррас и у неё получилось так похоже, совсем без акцента, что Соня подумала: «У девчонки хороший слух».
Вон как она копирует французское произношение.
Непременно поучу её языку… Странно, о чём только не думается у постели умирающего!»
Погруженная в свои размышления, она пропустила момент, когда Агриппина, до того безуспешно подносившая ко рту больного ложку с лекарством мадам Фаншон, вдруг проговорила:
– Вот молодец, выпил! Ещё глоточек, ещё! Мосье Антуан выздоровеет. Зачем же ему лежать да болеть, когда мы все переживаем да сокрушаемся…
Можно подумать, маркиз понимал то, о чём говорила Агриппина. А она всё щебетала по‑русски, все уговаривала его.
– Здравствуйте, мосье Антуан, – сказала Соня на родном языке больного.
Ресницы его затрепетали, и он с видимым усилием открыл глаза.
– Княжна, – еле слышно прошелестел маркиз, – вы явились на мой зов! Господь услышал мои молитвы.
Он сделал попытку подняться, но это ему никак не удавалось. Агриппина ловко приподняла супруга и подложила подушку под его спину.
– Хорошая девушка, – похожая на гримасу улыбка тронула его губы. – Жаль, что я так стар, не могу оценить… по достоинству.
Внезапно он беспокойно повёл шеей, словно услышал какой‑то тревожащий его звук, хотя Соня могла поклясться, что ничто в замке не нарушало тишину.
– Флоримон! Флоримон здесь.
– Нету Флоримона. – Уж это‑то Агриппина поняла и воспользовалась моментом, чтобы опять заставить маркиза выпить ложечку лекарства. – Откуда ему здесь взяться?
Маркиз, понятное дело, ничего из её слов не понял. Взгляд его снова отыскал Соню.
– Флоримон приходил! Ночью. Заставил выпить… морфий.
– Как – морфий? – не поверила Соня. – Зачем ему понадобилось поить вас морфием?
– Может, и не морфий, но какую‑то отраву, после чего я сделался игрушкой в его руках.
– Что он говорит? – спросила Агриппина – волнение Антуана де Баррас передалось и ей. Те несколько фраз по‑французски, которые ей удалось освоить, пока ещё не способствовали пониманию его бессвязной речи.
– Потом я тебе всё расскажу, – сказала ей Соня и опять заговорила с маркизом на его языке. – Вы показали ему вход в подземелье?
– Показал, но не все хитрости. Просто не успел.
Уж больно любимый сынок торопился. Не рассказал, как открывать потайную дверь изнутри и на что нажать, чтобы люк подземного хода не заклинило. Потерял сознание… Кто принёс меня в постель?
– Маркиз спрашивает, кто уложил его в постель, – перевела Агриппине Софья.
– Так Эмиль и принес. А нашла я. Иду, гляжу, маркиз лежит, не двигается, ну и кликнула Эмиля, – с готовностью ответила та.
– Эмиль… Глупое похотливое животное… – пробормотал старик, поняв смысл её слов. – Но хозяину предан. Помощь порой получаешь оттуда, откуда и не ждёшь… Боюсь, мадемуазель Софи, я не смог защитить ваше золото. Столько лет его караулил, словно пёс, и не устерёг…
– Что поделаешь, – мягко успокоила его Соня, – вы сделали всё, что могли.
– Всё, что мог, – кивнул он, закрывая глаза, – всё, что мог.
По его телу пробежала судорога, и Соня поняла, что старый маркиз де Баррас затих навсегда.
'‑. – Он… умер? – дрожащим голосом спросила Агриппина, проследив, как Софья бестрепетной рукой закрывает глаза умершему.
В другом случае, наверное, слабость проявила бы Соня, а она, точно старшая подруга, стала её успокаивать.
– Увы, моя дорогая, ты стала вдовой, – задумчиво подтвердила она.
Агриппина зарыдала.
– Бедный, бедный маркиз Антуан!
– Ты любила его? – спросила Соня.
– Я совсем его не знала, но мадам Фаншон сказала, что он был очень хорошим человеком.
– Тогда чего ты так горько плачешь?
– Хороший человек должен, умирая, знать, что по нему непременно кто‑то станет горевать, – всхлипывая, сквозь слезы проговорила Агриппина.
Глава шестая
Соня думала, что хоронить покойного будут только они с Агриппиной, Патрик да Эмиль, мадам Фаншон с сыновьями, ну, может, ещё несколько мужиков из ближайшей деревни, которые гроб понесут. Но провожать маркиза Антуана в последний путь собралось так много народа, что Софье оставалось только удивляться.
Она осторожно поинтересовалась об этом у мадам Фаншон, и та в ответ на её вопрос пояснила:
– Маркиз де Баррас в Дежансоне родился. И отец его здесь жил. И дед. Они – вроде как знак города.
Наверное, если бы у Дежансона был герб, на нем изобразили бы фамильный профиль маркизов де Баррас. – Мадам Фаншон промокнула платочком глаза и продолжила:
– Вы вряд ли знали о том, что мосье Антуан был ещё и учеёным. Многое из того, что используют теперь владельцы клиник и пансионатов, придумано его светлой головой. Он учил местных жителей, как доставать воду из глубины, как удалять ее из грязевых ванн, как поднимать наверх помногу, а не таскать ведрами… О, это был великий человек!
– Вы не правы, кое‑что известно было о маркизе и у нас в России. Мой дед в своём дневнике называл Антуана де Баррас талантливым алхимиком.