Крепостная маркиза

– Антуан… маркиз говорил мне, что в России у него жил товарищ, который слишком рано ушёл из жизни, – со всхлипом вздохнула мадам Фаншон. – Наверное, ваш дедушка был хорошим человеком, потому что мосье Антуан всегда поминал его добрым словом. Всё сокрушался, что мосье Джереми…

– Еремей, – осторожно поправила Соня.

– Да, да, он говорил так… Говорил, что русский друг очень ему помог, а он, де Баррас, так и не успел ему отплатить добром за добро.

– Успел, – едва слышно проговорила Соня.

Она подумала, что эта нестарая ещё женщина достаточно образованна. По крайней мере, знает, что такое герб, и не спрашивает, что такое алхимия…

Может, она была какой‑нибудь учительницей из местных, которой удалось окончить церковную школу или курсы, и потому время от времени она поневоле сталкивалась с маркизом Антуаном. Наверняка он из своих скромных, как все думали, средств оказывал помощь школе, сельской церкви, не обходил вниманием бедняков…

Можно было бы спросить у мадам Фаншон об этом напрямик, но раньше Софья ни её прошлым, ни даже именем не интересовалась, так что сейчас её любопытство, наверное, выглядело бы неуместным. И потому она промолчала.

Внешне мадам Фаншон оставалась спокойной – так, уронила пару слезинок, и всё. Но как знать, может, она горюет об умершем маркизе куда больше Агриппины…

– Вы уедете от нас, мадемуазель Софи, или в замке останетесь? – спросила та, о которой Соня как раз думала, будто невзначай.

– Пока останусь. Агриппине помочь надо. Наследник‑то мосье Антуана исчез куда‑то… – ответила Соня. «И я догадываюсь куда», – подумала она про себя. Но не посвящать же чужую, пусть и такую обаятельную женщину, как мадам Фаншон, в свои рассуждения. Если её догадка подтвердится, Флоримон получил за свои злодеяния сполна.

Но вот ведь какие дела! Пока Соня о своих подозрениях никому сказать не могла. Всё, что она надумала, – чистая логика. Так что она вполне готова стать основателем современной школы логики. Начнет учить своих учеников домысливать большое, основываясь на мелких фактах. Соня чуть улыбнулась собственным мыслям.

Наверное, мадам Фаншон осудила бы её. Если Флоримон остался в подземелье, и княжна об этом догадывалась, то, наверное, со всех ног надо было мчаться ему на помощь. Покойный отец Флоримона мог и подождать… А если у Сони всего лишь разыгралась фантазия?

«А если ты стала черствой и жестокой?» – передразнил её внутренний голос.

И правда, вот так спокойно рассуждать о человеке, который волею рока заперт в подземелье… Дня три, сказала Агриппина, прошло, как «привидение» угомонилось. Сегодня четвертый день… Как жаль, что Соне не с кем посоветоваться! А Патрик?

Можно было бы обо всём поведать Патрику, и он бы помог, но, пожалуй, ещё рано с ним откровенничать. Соне до сих пор непонятно, почему он с нею остался. А что, если герцогиня де Полиньяк дала ему и такое задание: после всего случившегося находиться при русской княжне неотлучно? Чтобы она не могла никому ничего рассказать. Соня ведь ничего толком не знает!

Нет, Патрик пока что тёмная лошадка. По крайней мере, для неё.

– Даже если маркиза Флоримона нет в Дежансоне – он же не явился на похороны отца, – вряд ли завещанию мосье Антуана не будет дан ход. К тому же мадам Агриппина его законная жена, – продолжала мадам Фаншон, понятное дело, не подозревавшая, о чём в сию минуту размышляет русская княжна. Княжна… Определилась бы Соня, что ли… Кто она, наконец, княжна Астахова или княгиня Потёмкина?

Княжна! Пусть так и будет. Навряд ли в ближайшее время в Дежансоне объявится князь Потёмкин и предъявит на неё свои супружеские права. Может, и вообще не объявится. Значит, своё скоропалительное замужество Соня и не будет обнародовать. Зря она сказала о нём и Агриппине. А, впрочем, разве можно вообще ничего никому не говорить? Этак голова лопнет – самой всё передумывать и переживать.

И внутри же всё надуманное оставлять. Всякой живой душе друг необходим!

– А не может случиться так, что у маркиза окажутся ещё какие‑то наследники? – спросила Соня у мадам Фаншон, которая выжидательно смотрела на неё.

Та скользнула глазами по её лицу. Во взгляде женщины было всё, что угодно, кроме корыстного интереса.

– Может быть, и есть, но он никого из нас не ставил об этом в известность, – тихо сказала она.

– Маркиз де Баррас мне тоже ничего не говорил, – решила высказаться напрямую Соня, – но я догадываюсь, что ваши сыновья – его кровь.

Глаза мадам Фаншон испуганно метнулись в сторону. Она нервно сцепила руки, будто удерживая дрожь. Но в последний момент выпрямилась и посмотрела на Соню в упор.

– Нам ничего не надо, – гордо сказала она. И добавила, как бы про себя:

– Я просила его, умоляла никому об этом не говорить. Люди не любят бастардов… У меня был один друг, любил… издалека. Он предложил мне вступить с ним в брак. Огюст Фаншон и дал мальчикам своё имя. Огюст давно умер, но я не могла предать его память. Ведь все считали мальчиков его сыновьями, понимаете?

Она посмотрела на Соню с надеждой. Мол, я рассказала вам свою тайну и надеюсь, что вы никому о ней не скажете.