Зато Патрик в один момент словно переменил о ней свое мнение, посмотрел на Софью как‑то по‑другому, с уважением. Он, наверное, знал, как нелегко достигнуть такого мастерства.
– Браво, ваше сиятельство, не ожидал от женщины овладения таким искусством.
– Этому меня научил в Версале… один граф.
По губам Патрика промелькнула усмешка. Или это Соне показалось?
Ей приходилось в их небольшой компании говорить одно и то же дважды. По‑русски – Агриппине, а потом переводить свои слова на французский для Патрика и Эмиля. Слава богу, что Патрику не приходилось давать пояснения на английском.
Нет, тут Соня немного лукавила. Она получала некое удовольствие от того, что свободно общалась с ними со всеми, в то время как они сами такого проделать не могли. Да и Патрик чаще всего молчал, никак своего мнения не высказывая. Соня даже порой на него поглядывала: так ли он всё понял? Если, как говорят русские, молчание – золото, то этот не то англичанин, не то шотландец просто богач…
– Софья Николаевна, вы были в Версале? – вскричала маркиза Агриппина. – В самом Версале, где живёт король?!
Как‑то до сего времени им не удалось поговорить подробнее о похождениях Софьи, и теперь она увидела огонек зависти в глазах бывшей горничной – ну почему княжна не взяла её с собой?! И откровенную заинтересованность в глазах Эмиля. Патрик же и так знал почти всё. Кроме посещения её графом Жозефом Фуше в отведённых Соне апартаментах…
– Скажите, ваше сиятельство, там действительно повсюду золото, как говорят? – спросил её Эмиль. – Это богатый дворец?
Губы Патрика опять тронула едва заметная улыбка – что возьмешь с деревенщины? Это так Соня за него подумала, а гвардейца, возможно, позабавило совсем другое.
– Очень богатый! – подтвердила она. – А от золота прямо глаза слепит. Но вот что я вам скажу: жить, среди этого блеска весьма утомительно, Патрик может подтвердить…
Патрик наклонил голову в знак согласия.
– Наверное, поэтому король подарил своей жене дворец Трианон, который много скромнее Версаля.
Но всё равно Марию‑Антуанетту тянет к жизни простой, сельской, и ей даже нарочно построили самую настоящую деревушку рядом с Трианоном.
– Богатые от богатства к простоте тянутся, а мы от простоты к богатству, – философски заметила Агриппина.
Тогда впервые за весь вечер Патрик высказался вслух – пробормотал негромко, что человек никогда не удовлетворяется тем, что имеет. И опять у Сони мелькнула мысль, что Патрик вовсе не так прост, как может показаться на первый взгляд…
Но тут Сонины воспоминания о прошедшем вечере прервали удивленно‑испуганный возглас Эмиля, спускавшегося по лестнице первым, и последовавший за ним визг Агриппины.
– Что там у вас стряслось? – спросила Соня – ей ничего не было видно за их спинами, но она поняла, что в своих предположениях действительно не ошиблась.
– Хозяин! Здесь лежит хозяин! Маркиз Флоримон… – с невольной дрожью в голосе пояснил слуга, отступая в сторону.
Глава девятая
У подножия лестницы, скорчившись и отчего‑то прижимая руки к животу, лежал мертвый Флоримон де Баррас.
Соня ещё не успела ничего толком разглядеть.
Сначала Эмиль и Агриппина над ним склонились, а потом, оттолкнув в сторону Эмиля – как раз в этот момент Соня и увидела скрюченное тело, – Агриппина кинулась в сторону.
У Сони тоже спазмом перехватило горло. К счастью, широкая спина Эмиля опять скрыла от неё страшную картину. А княжна больше не воспевала науку логику, благодаря которой можно было предвидеть некоторые неприятности и не будучи ясновидящей.
– Не смотрите, Софья Николаевна, миленькая, не смотрите на его лицо! – закричала Агриппина, которая, отбежав в сторону, с содроганием извергла из себя содержимое желудка.
– Страх‑то какой! – пробормотал Эмиль. – Это, наверное, крысы его обглодали.
Когда в первый раз Соня спускалась сюда вместе со старым Антуаном, никаких крыс они не заметили.
Правда, кроме слитков золота, им нечего было здесь грызть. А если вовсе не крысы? Вдруг в подземелье живёт какое‑то страшное существо? Если они не смогут отсюда выйти, то есть Соня забудет, как открывается дверь подземелья изнутри… Господи, ну почему ей в голову лезет такая пакость?!
Соня сделала над собой усилие, постаравшись выбросить из головы нарисованные взбудораженным мозгом картины, и сказала нарочно бесстрастно:
– Его надо вынести отсюда и похоронить по‑человечески.
– Конечно, конечно, – согласился Эмиль. – Сейчас я принесу рогожу. Покойника надо завернуть.
Он вручил Соне факел, а сам заспешил наверх.
Потом оглянулся на неё беспомощно. И в самом деле, он тоже, как Флоримон, не сможет открыть эту самую дверь, не зная её секрета. Соня взбежала по ступенькам и нажала на нужное колесико, застопорив его, чтобы дверь оставалась открытой.
Запах от трупа исходил смрадный, так что Соня отошла подальше. Подошедшая к ней Агриппина была не то что бледна – зелена лицом. Соня вспомнила о фляжке с напитком мадам Фаншон, которую прихватила с собой, и протянула ей. Та храбро отхлебнула приличный глоток, прокашлялась и шепотом, словно мертвец мог её услышать, спросила: