Крепостная маркиза

– Где же золото, за которым он приходил?

– Пойдем, покажу, – тоже шепнула ей Соня. – Если там, конечно, что‑то осталось.

На этот раз, пока они шли, Агриппина испуганно жалась к Соне, так что последней пришлось призвать на помощь всё своё мужество. Крысы! Или еще какая нечисть с острыми зубами! Кто бы из женщин на их месте не боялся?

Золота осталось довольно много, хотя Флоримон успел вывезти довольно приличную его часть. Похоже, он и вправду трудился не один день. Недаром русские говорят: своя ноша не тянет. Флоримон де Баррас, которому прежде вряд ли приходилось вообще поднимать какие‑либо тяжести, работал в поте лица своего, точно портовый амбал, и только нелепая случайность помешала ему потихоньку вывезти всё.

– Как его много! – ахнула Агриппина.

– Здесь едва ли половина от того, что было прежде, – хмыкнула Соня, – Интересно, куда он его увозил?

– Думаю, вряд ли мы когда‑нибудь узнаем об этом.

– Сейчас вернется Эмиль. Лучше ему пока о золоте не говорить.

– Понятное дело, – согласилась Агриппина. – Покойная княгиня сказывали, что золотом человек проверяется. Недаром сатана им манит, когда чью‑то душу заполучить хочет.

– Пойдем отсюда, – заторопилась Соня.

Правда, па всякий случай один слиток она всё же взяла себе, а другой вручила Агриппине. Соня уже привыкла к тому, что судьба может быть непостоянна даже к своим любимцам. Сегодня она вручает тебе великий дар, а назавтра так же решительно отнимает его или что‑то другое.

Женщины вернулись вовремя – Эмиль уже спускался вниз. Но он воспринял как должное, что они, слабые существа, стоят поодаль, не рвутся ему помогать. Женщину трусость вовсе не портит, а даже придаёт ей некую притягательность. В определенные, конечно, минуты жизни. А тут… Эмиль и сам старался не глядеть на то, что совсем недавно было молодым здоровым мужчиной.

Слуга завернул труп бывшего хозяина и взвалил его на плечо. Не останавливаясь в доме, он отнес свою страшную поклажу в старый, неиспользуемый ныне сарай.

– Надо бы заявить в полицию, – сказала Соня.

В глазах Эмиля при её словах мелькнул страх. Он даже оступился от неожиданности. Но при этом вслух ничего не сказал, хотя даже по его спине было видно, что желания госпожи он ничуть не одобрял.

Зато тут же вмешалась Агриппина.

– И что мы им скажем, если нас спросят, где мы нашли мосье Флоримона? – спросила она у Сони. – Полиции надо говорить правду. Значит, мы скажем – в подземелье. Они поинтересуются, зачем мы туда спустились? У нас и на это готов ответ. Хотели узнать, что за привидение в замке появилось? А что молодой маркиз в подземелье делал и почему оказался там заперт? И почему мы так долго тянули с выяснением, кто в подземелье выл? Не нарочно ли его там заперли, чтобы получить наследство маркиза? И непременно захотят место, где мы его нашли, хорошенько осмотреть.

Она выразительно посмотрела на Соню.

– Ты права, – нехотя кивнула княжна.

Она все больше увязала в поступках, каковые никакой закон бы не одобрил. А теперь получалось, что она не могла «обратиться к законным властям» ни с каким своим вопросом, включая перевод доставшегося ей золота в деньги. Ведь по закону и о золоте она должна заявить.

Но тогда у неё его отберут! И прости‑прощай все Сонины мечты о богатстве собственном, а также о процветании рода Астаховых.

Странно, что Агриппина понимает это лучше, чем сама Соня. И рассуждает логически тоже; так что зря Софья так славила перед самой собою своё умение логически мыслить. И все равно она продолжала прикидывать так и этак. Даром, что ли, с детства ей внушали, что всякий, кто законы страны нарушает, является преступником? Чувствовать себя преступницей она не хотела.

Соня могла бы сказать полиции, что приехала уже после того, как «привидение» умолкло. Но в любом случае ажаны захотят осмотреть место, где умер Флоримон.

Получается замкнутый круг. Хочешь не хочешь, а закон придётся нарушать. Наверное, если бы она сообщила властям, что нашла в подземелье клад, то могла бы получить треть его стоимости, и больше ни о чем ломать голову бы не пришлось. Жалко стало?

Получать третью часть от того, чем вообще могла не делиться…

Но даже не будь в подземелье золота, подозрение в смерти Флоримона непременно упало бы на Эмиля.

Жандармы, например, поинтересовались бы, почему Флоримон не объявил своему слуге, которому доверял, о своих планах, а залез, как вор, в фамильный замок. Может, Эмиль попросту заманил хозяина в подземелье, да и запер его там? Если к тому же рассказать правду про яму и про бревно, которое Эмиль выдернул…

– То ему непременно припишут убийство хозяина, – подхватила Агриппина. Оказывается, последнюю фразу из своих сомнений Соня произнесла вслух. – Конечно же, умышленное!

Эмиль внимательно слушал слова своей подруги‑маркизы и соглашался с нею в главном, что понял: полицию ни в коем случае не стоит вмешивать в это дело. У ажанов наверняка возникнут вопросы к нему.

Они вполне могут решить, что слуга убил молодого маркиза. И Эмилю не удастся оправдаться.