Крепостная маркиза

И Соня не уверена, что вешали его только для вида…

Пусть Агриппина и была замужем за настоящим маркизом, и сама звалась маркизой, всё равно каждую ночь Эмиль мог брать её столько, сколько хотел. И всякий раз она принадлежала ему безраздельно…

Нет, опять Соня чересчур категорична. Пожалуй, то, что старый маркиз на ней женился, подняло Агриппину в глазах Эмиля и поставило с ним на одну ступень. Теперь он, скорее всего, воспринимал девушку разве что как подружку, но и не как хозяйку.

Иное дело княжна. У него в постели случались женщины‑аристократки, но господином над ними Эмиль был лишь временно, пока они были связаны и не могли противопоставить ему ни свою силу духа, ни свое благородное могущество. Обучение таких женщин Флоримон держал под личным контролем, Эмиль всегда это знал и не позволял себе с ними ничего лишнего…

Вот что сочинила Соня по поводу единственного вопроса Эмиля, есть ли у нее деньги для покупки цветов.

– На цветы найдем, – сказала княжна.

Эмиль ей поклонился, словно она этими словами его облагодетельствовала.

Отчего‑то её побаивался сам маркиз Флоримон, который очень редко кого‑то боялся. А вот Эмиль в ней никакой особой силы, кстати, не усматривал. Скорее всего, маркиз видел в этой русской аристократке что‑то, что с первого взгляда трудно углядеть…

А у Сони ещё оставалось немного денег от продажи первого перстня.

На самый крайний случай существовал ещё последний перстень, с топазом, – самый дорогой из тех, что подобрала Люси на месте схватки бандитов и гвардейцев, сопровождавших Софью в Австрию.

Княжна уже перестала угрызаться сомнениями на этот счет. В конце концов, то, что сделала Люси, вовсе не мародерство, как Соня думала вначале, считая, что присваивать вещи мертвых отвратительно. Но, оказывается, есть такое понятие – военные трофеи.

Вот так. Стоит только подобрать к своим действиям нужные слова, как они приобретают совсем другой смысл!

Трое заговорщиков сделали так, как и задумали: послали Эмиля в цветочный магазин, откуда он привез целую повозку цветов. К ним – три траурных венка.

Потом они уселись в карету и двинулась к склепу, ни от кого не таясь. Кстати, если бы кому‑нибудь и случилось обратить на их выезд внимание, то вряд ли этот «кто‑то» стал бы заглядывать внутрь кареты. Молодая вдова может покупать сколько угодно траурных венков – понятное дело, она благодарна старому Антуану: он женился на ней, иностранке, да ещё, судя по слухам, вовсе не знатной. Оставил ей свой титул, деньги. Потому ничего странного нет в том, что она покойника добром поминает…

Впрочем, даже если бы кто‑то настырный и заглянул внутрь, то ничего крамольного он бы не увидел, ведь сверток с покойником был упрятан под сиденье повозки, а сиденье завалено цветами. Такими пахучими! Своим ароматом они полностью заглушали просачивающийся из свертка запах тления.

Когда все трое вернулись в замок, Патрик уже ждал их перед запертой Эмилем парадной дверью.

На его удивленно‑вопросительный взгляд Соня небрежно ответила:

– Мы возили цветы к усыпальнице маркиза де Баррас.

И это было правдой, хотя Соне показалось, что Патрик ей не поверил. Впрочем, его дело, верить или не верить.

Проделали они всю операцию в лучшем виде, хотя Эмилю пришлось изрядно попотеть, сдвигая в сторону могильную плиту, а потом возвращая её на место. На всякий случай они решили положить останки Флоримона в одну усыпальницу с отцом. Может, в смерти на них снизойдёт покой и согласие, какого не было между маркизом Антуаном и его сыном при жизни…

Перед тем как задвинуть плиту на место, Эмиль взглянул на женщин, словно попросил оставить его наедине с покойным. Женщины отошли в сторону, что не помешало им слышать, как тот бормочет заупокойную молитву.

Обратно ехали так же: Эмиль сидел на козлах, а Соня с Агриппиной внутри, невольно прижимаясь друг к другу. В повозке словно все еще витал дух покойного Флоримона, похороненного без святого причастия.

– Я выполнил поручение вашего сиятельства, – проговорил Патрик.

Соня глянула на него с недоумением. Какое такое поручение? Что он имеет в виду? Она чуть было не спросила это вслух и только в последний момент спохватилась. Ко всем недостаткам у неё ещё и память плохая!

– Нашел учителя фехтования, – напомнил её дворецкий, скрывая усмешку.

Не делает ли Соня ошибку, выбирая себе в услужение не почтенного мажордома, человека пожилого возраста и с опытом работы при господах, спокойного и привыкшего не вмешиваться в дела своих хозяев, а молодого, полного сил, к тому же чересчур сообразительного?.. И вдобавок бывшего на службе у подруги французской королевы! Судя по всему, он выполнял самые деликатные её поручения. И до сих пор, кроме имени. Соня ничего о нём не знает. Кто он на самом деле, как оказался при французском дворе, от чего спасла его герцогиня де Полиньяк? И почему ему – не французу – так доверяла?

А больше всего тревожило княжну то, что, ничего не зная о Патрике, она сама перед ним была как раскрытая книга. Он читал по её лицу так свободно, будто знал её с детства. Ненадолго же хватило у неё умения скрывать свои чувства.