Крепостная маркиза

Некоторое время мадам Фаншон смотрела на Соню, будто надеялась, что она передумает и откажется от своих слов, а потом произнесла коротко:

– Это не правда.

– Якобы ей об этом сказала её бабушка…

– Бабушка! Вся семейка Лависс – жуткие вруны. Надо же, Вивиан! Эту мошенницу звать Марсель Лависс, и она такая же сумасбродка, как её бабуля. Та всю жизнь рассказывала окружающим сказки о своём чуть ли не королевском происхождении. Всякий раз другую историю, но с одним и тем же содержанием: в деревню она попала случайно, её украли у богатых родителей цыгане и всякую другую ерунду. Сначала она своими россказнями сгубила дочь, а теперь, похоже, доведёт до каторги внучку… Кажется, с тех пор как жители нашей деревни узнали, что Антуан… что маркиз де Баррас оставил нам часть своего наследства, кое‑кто из них потерял покой, выдумывая и себе какую‑нибудь правдоподобную историю. Ту, с которой можно было бы не только грезить о богатстве, но и считать себя заслуживающим его получения… В любом случае я могу свидетельствовать, что с тех пор, как маркиз Антуан поселился в замке насовсем…

– Вы хотите сказать, что прежде он в Дежансоне не жил?

– Прежде здесь жил его дядюшка. А маркиз… занимался исследованиями – так он это называл. И был в его распоряжении небольшой домик в горах, в десяти лье от Дежансона. Мне приходилось там бывать…

Мадам Фаншон на мгновение смутилась и покраснела, но продолжила:

– По правде говоря, домик считается моей собственностью, и порой я езжу туда… Когда‑то в нем была устроена современная лаборатория. Пожалуй, на взгляд непосвящённого, слишком большая для алхимика‑любителя… Я помогала маркизу в его исследованиях и могу теперь сказать: всем своим умением врачевателя обязана его урокам… Ох, что‑то я разболталась. Мне пора на кухню, я обещала Оде. И знайте, ваше сиятельство, я всегда к вашим услугам… А ещё я подумала: отчего бы вам не завести собак?

– Собак? – удивленно переспросила Соня. Такая мысль никогда не приходила ей в голову. Дома, в Петербурге, собак они никогда не держали по причине тогдашней бедности семейства Астаховых. Чтобы содержать породистых собак, нужно было иметь довольно приличные средства и место для того, чтобы собак выгуливать. А матушка не только сдавала в аренду флигель в саду, но и большую часть сада, где с её ведома арендатор выстроил оранжерею. Но теперь‑то Соня может себе это позволить.

– Я подумаю об этом.

Она проводила француженку до двери и вернулась в гостиную.

– По‑моему, мадам Фаншон высказала очень интересную мысль, – заметил ей Патрик. – Отчего‑то я сам до этого не додумался. Вы не будете возражать против собак, мадемуазель Софи?

– Конечно же, не буду. Но, наверное, надо будет сперва укрепить изгородь и построить вольер, куда собак закрывать на день.

– Непременно займусь этим, но, если вы не возражаете, послезавтра. Свою предполагаемую поездку я решил перенести на то время, когда у нас будет всё спокойно. Назавтра же я попрошу выходной день! Ведь вы будете изредка отпускать своего дворецкого по делам?

– И я смогу узнать, что за дела ждут вас завтра?

– Вы непременно узнаете об этом, но позже.

– Ах, Патрик, вы всегда обещаете мне откровенность, когда‑нибудь потом и не всегда, кстати, своё слово держите.

– Какой я обманщик! Не обижайтесь, Софи, у нас в роду считается дурной приметой о серьёзном деле говорить заранее.

Соня всё же слегка обиделась. Она не поверила ни в какую родовую примету, а стала твердить себе, что Патрик пользуется её уступчивостью, а на самом деле охладел к своей госпоже. Наверное, у него в роду женщины недоступны и уж аристократки точно не спят со своими дворецкими.

Это что же получается? Венчанный муж её оставил и более не объявляется. Возлюбленный нашёл кое‑что поважнее своей любви к ней… Видимо, всё дело в самой Соне. Она неинтересна мужчинам как женщина, и недаром княжна засиделась в девках…

Слово за слово – она так распалила себя, так убедила в собственной ничтожности, что не только закрыла свою опочивальню на засов, но и не откликнулась на зов Патрика, когда он привычно постучал в дверь:

– Ваше сиятельство, откройте! Софи, открой! Любимая, что с тобой?

Тщетно он взывал к ней. Уткнувшись в подушку, Соня горько плакала над своей неудавшейся жизнью.

В глубине души она, конечно, понимала, что Патрик здесь вовсе ни при чём. Соня была недовольна собой, своим поведением. Разве этому её учили целых двадцать пять – скоро двадцать шесть! – лет?

Чтобы она нарушала все запреты и заповеди?

Бедная мама, должно быть, плачет на небесах, глядя на свою непутёвую дочь. Осталось совсем немного, чтобы Соня за свои деяния угодила в тюрьму.

Вот до каких дел она в конце концов додумалась!

Но, видимо, такая натура была у князей Астаховых, что непривычно им понапрасну печалиться да проливать слезы. Душа их требовала движения! Не среди ночи, понятное дело, а вообще звала к действию.

Соня вернулась мыслями к своей жизни в Петербурге. И вовсе не потому, что именно тогда она била ключом, а потому, что у Сони были планы куда серьезнее нынешних. Вроде того, как помочь своему роду стать ещё более знатным.