Крепостной Пушкина (СИ)

Барон Геккерн не был богат. Королевство Нидерландов также не отличалось особой щедростью, а потому всё посольство умещалось в обыкновенной квартире доходного дома по адресу Невский, 51, где ютились барон с канцелярией. Ни о каких приёмах речь идти не могла, что огорчало честолюбивого барона. Луи, как его звали, не просто желал — он жаждал признания, чего не всякий заподозрил бы в этом строгом человеке с окаменевшим лицом, на котором живыми были только глаза, всегда аккуратном, плотно застёгнутом на все пуговицы господином. Увы, внешность обманчива — и за этой маской, надетой словно на всё тело разом, скрывались страсти, которые, будь только видимы, заставили бы людей осторожных отходить от барона подальше, как от кипящего на плите чайника.

Лишённый возможности пользоваться служебным положением, как того требовала его натура, Геккерн стал пользоваться положением, как того требовала его нужда. При всей незначительности Нидерландов в европейской политике, всё-таки находились и плюсы, коими воспользовался бы и человек более щепетильный.

Во-первых, сестра государя императора Всероссийского была супругой наследника престола Оранской династии, таким образом дипломатия частично принимала собой элементы семейного дела. Николай всегда, без исключений, приглашал барона на аудитории после поездок того на родину. Доступ к государю на уровне посольств таких могучих участников «европейского концерта», как Англия, Франция и Австрия, — уже кое-что. По этой причине Луи был приглашаем везде, где происходило что-либо значимое. Барон не был дураком, и скоро, поняв характер русского монарха, стал брать уроки русского, языка чрезвычайной сложности, ради того, чтобы в один прекрасный день обратиться на нём к государю. Тот пришёл в восторг — посланник Нидерландов был первым и единственным из европейских послов, кто проявил подобное уважение! Геккерн, смущаясь для вида, попросил сохранить это в тайне, на что радостный Николай тут же согласился.

Во-вторых, и это вытекало из первого, барон имел возможность использовать такую удобную и полезную вещь, как дипломатическая почта, — не подвергаемую таможенному досмотру согласно решению Венского конгресса 1815 года.

Надо признать — пользоваться ею не только по прямому назначению барон стал не сразу. И заставила его прибегнуть к подобному средству строгость русской таможни — чьи офицеры и чиновники слишком открыто выражали сомнения в необходимости посла ежемесячно ввозить для личного пользования десятки пудов тканей и прочих интересных вещей без пошлины. Луи сердился, негодовал, писал своему другу Нессельроде (как известно, все дипломаты — закадычные друзья или смертельные враги, среднего не дано) о возмутительном недоверии к его честному имени. Тот действительно симпатизировал барону, но как англиканин по вероисповеданию не мог простить протестанту перехода в католичество и относил подобные протесты в личную канцелярию императора. Николай вздыхал и ставил положительные для посла резолюции. Вечно такое длиться не могло, и красный от стыда и гнева Геккерн в итоге плюнул, приказав грузить всё прямо диппочтой.

С реализацией особых проблем не было, если не считать таковыми удивительную жадность русских купцов, но, найдя подходящего, барон успокоился. Им оказался Степан, нашедший самым простым способом выход на так интересующего его человека. Для барона стало открытием (и откровением), что находящиеся «в рабстве» туземцы могут вести дела на уровне приличных буржуа, но лучшего искать было невыгодно. Степан, или Стефан, как стал звать его Геккерн на польский манер, брал всё оптом и платил как за розницу.

Вот и сегодня он без торга назвал достойную цену, забирая очередную партию товаров «для личного пользования» посла. Состояла она, как обычно, из дорогих тканей, посуды и прочих ценных в России вещей. Хрустальные, фарфоровые, серебряные сервизы, канделябры и художественная бронза, сотни портсигаров от лучших мастеров Германии, живопись фламандских художников, лучшее вино ящиками, десятки часов, порою — даже статуэтки, по сто и по двести «штук» тканей — дипломатическая почта работала на износ.