Крепостной шпион

Последовал выстрел. Прохор, сбитый с лошади, повалился в сугроб. Белый снег вокруг него быстро красился розовым. Бурса подъехал и глянул сверху в лицо своего бывшего телохранителя. Прохор был ещё жив. С трудом приподнявшись, он выдохнул, как мог громче:

   — Бежали они, бежали.

   — Кто? — наклоняясь, спросил Бурса.

   — Обе девицы, и Анна и Аглашка.

   — Когда?

   — Бежали, — жалобно повторил Прохор, — простите меня, барин, по недоумию я…

   — По какой дороге?

   — В объезд… — голова Прохора дёрнулась и заскользила в красном снегу, но он всё же успел ещё выдохнуть: — по просёлку… От театра в объезд мимо деревни.

Бурса просто зарычал от ярости. Вонзив шпоры в бока своего коня и одновременно с тем ударив несчастное животное плетью между ушей, негодяй заорал:

   — В погоню! За мной!

Как раз в эту минуту между деревьев замелькал вытравленный загонщиками олень. Загрохотали выстрелы. Однако помещики разворачивали своих лошадей. Лишь некоторые не услышали призывного крика Ивана Бурсы. Большинству охота на человека показалась делом куда более увлекательным, нежели стрелять по невинному оленю с малого расстояния.

Сани были немного тяжеловаты. Опасаясь погони, Трипольский все нахлёстывал и нахлёстывал захудалых крестьянских лошадей. Совсем невдалеке он слышал раскаты выстрелов и вопли загонщиков. Это успокаивало Андрея Андреича, но всё равно он всё время оборачивался. Наконец он заметил всадников.

   — Предал нас Прохор, — сказал Андрей Андреевич, обращаюсь к Анне, — а я, представьте, верил ему.

   — А мне кажется он ещё раньше предал, когда помогал нам, — возразила Анна.

   — Посмотрите, сколько их там?

Анна обернулась.

   — Человек пятнадцать, а может быть и больше.

Трипольский резко осадил лошадей, схватил пистолеты и топор, и соскочил с саней в снег.

   — Что ты делаешь, Андрей? — спросила Анна.

Она беспомощно глянула на Аглаю, но та всё ещё была без сознания.

   — Я их задержу. Снег в лесу глубокий с дороги не сойти. Трудно будет в обход. Гоните, Анна Владиславовна, прощайте.

Беспомощно и в последний раз Анна взглянула на Андрея Трипольского. Он вошёл в сугроб по колено. Быстрыми взмахами топора Андрей рубил среднего размера берёзу. Он хотел повалить дерево и перекрыть путь преследователям.

Девушка сжала в кулаке кнут, но никак не могла заставить себя взмахнуть им. Близкий выстрел будто подтолкнул её руку.

   — Но, пошла! — крикнула Анна, и санки рванулись вперёд.

Трипольский вытер пот. Он упёрся спиной в подрубленную берёзу. Когда дерево с хрустом повалилось, перекрывая дорогу, Андреич Андреевич перекрестился. Потом той же щепотью перекрестил снежный вихрь, оставленный санями.

   — Анна Владиславовна, — прошептал он сквозь слёзы.

Трипольский посмотрел вверх на солнце, потом опустил глаза и посмотрел на приближающихся к нему тёмных всадников.

   — Спаси Вас Бог, Анна Владиславовна, — прошептал он, — спаси Вас Бог.

И ещё через несколько минут Анна услышала позади на дороге пистолетные выстрелы и дикие крики.

В ответ на выстрелы пистолетов раздались хлопки ружей, сабельного зона на таком расстоянии было уже не различить.

   — Где Андрей? — приоткрывая глаза, спросила Аглая. — Где он?

   — Всё в порядке, — не оборачиваясь, неистово размахивая длинным кнутом, отозвалась Анна. — Всё хорошо. Он скоро догонит нас.

В эту минуту она уже точно понимала, что несёт внутри плод и, что негодяй, обесчестивший её, Иван Кузьмич Бурса, отец будущего ребёнка. Так же точно она понимала, что Андрей никогда уже не догонит их.

Невидимая нить связала на мгновение двух женщин. Анна вдруг припомнила, что мерзавец, выдававший себя за графа Виктора, человек, лишивший её свободы, всё-таки погиб в мучениях от руки своего хозяина и даже улыбнулась.

Аглая, желая возразить, приподнялась немного. Кнут мелькнул в воздухе, лошади рванули, и раненная девушка упала на спину, снова теряя сознание.

   — Виктор жив, — произнесла она, но шёпот оказался таким тихим, что Анна не услышало его.

Глупо стреляться с двадцати шагов без секундантов, без доктора, не проверив как следует пистолеты. Но ярость, овладевшая капитаном уланского полка Семёном Одоренковым, застила глаза и заставляла гнать лошадь по узкой зимний тропе сквозь лес напролом.

То же чувство овладело его обидчиком, юным поручиком того же полка, Алексеем Шумининым.

Дамы уж и след простыл. Проезжая мадемуазель скользнула только раз по зале между ломберных столиков, ломая игру, сорвав множество комплиментов и плохо скрываемой страсти, она порхнула лёгким шёлковым нарядом среди провинциальной офицерской скуки, и так неожиданно, как прибыла в сумерках, без предупреждения исчезла с рассветом.

Шумилин с Одоренковым столкнулись лбами на ступеньках крыльца. Было ещё темно. В чёрном небе растаивала Луна. След саней, скрип тяжёлых полозьев и больше ничего.

   — Кисейная уродина, — сказал, плюнув вслед убегающих саней, Одоренков. — К тому же она и беременная. Если бы не она у меня был гарантированный выигрыш в ломбере.

   — Что Вы себе позволяете, капитан? — возразил Шумилин. — Она не уродина вовсе, да и беременности что-то я не заметил. Если только вы имели в виду её больную служанку.