Крепостной шпион

   — Мы знаем, что желания отнимают у нас, — продолжал магистр, — и что ни у нас книга хранится. Разве не смотрим мы в бездну над головой? Разве не спрашиваем себя: зачем мы сами воздвигли небо и разукрасили, когда в нём столько расщелин?

   — Нет, — таким же негромким хором отозвалось общество, — не знаем.

И Бурса продолжал:

   — Братья и сёстры! Не сочли ли мы ложью истину в состоянии смятенном, когда она пришла к нам?

   — Нет, — не громко прозвучал хор. — Нет.

После первой и чисто ритуальной части по правилу полагался небольшой перерыв. А после перерыва обычно обсуждение текущих дел и проектов.

Во время перерыва к Бурсе подошла княгиня.

   — Магистр, я хотела бы, во избежание неловкости, предупредить Вас.

Бурса был рассеян и погружен в свои мысли:

   — О чём Вы хотите меня предупредить? — не без удивления он всмотрелся в княгиню Ольховскую.

По случаю праздника Наталья Андреевна была одета в мужской кафтан из чёрной шёлковой материи, через плечо княгини была перекинута широкая перевязь со шпагой, а на голове широкая мужская шляпа. Губы её чуть растягивались в улыбке.

   — Я не могу более молчать, — произнесла она так тихо, что и Бурса с трудом уловил смысл слов. — Я хочу заявить перед всеми братьями и сёстрами о том, что Вы, Ваше превосходительство, находитесь в тайном заговоре со своим ужасным братом и действуйте по одному плану.

   — Я с Иваном заодно!?. — искренне удивился Бурса.

Княгиня Ольховская, ни слова больше не говоря, вытащила из рукава сложенный листок, сама развернула и подала его Константину Эммануиловичу.

Это было письмо Виктора. Это письмо проделало большой путь. Найденное на теле мёртвого карлика, оно было отправлено в Петербург со специальным курьером. Курьер доставил конверт на каменную набережную Фонтанки и передал прямо в руки камердинера княгини Вольфа Иваныча, и уже от него письмо перешло к Наталье Андреевне.

   — Откуда у Вас это? — спросил Константин Эммануилович, пробежав глазами письмо. — И что это доказывает?

Это доказывает, что Трипольский и Аглая, также как и Вы, сами печётесь о делах Ивана Бурсы. Кто рекомендовал Андрея Трипольского обществу? Вы. А в свою очередь Трипольский привёл и Аглаю. Мы до сих пор не установили, кто предал наш филиал в Париже. Братьям и сёстрам, думаю, будет интересно узнать об этой связи.

   — Но, по-моему, этого недостаточно, — возразил спокойно Бурса. — Или у Вас ещё что-то есть?

   — У Вас есть, — сказала княгиня. — У Вас есть записка от племянницы. Записку Вам привёз господин Растегаев и вручил из рук в руки.

   — Но откуда? Неужели Сергей Филиппович?

   — Вы удивлены?

   — Помилуйте, Наталья Андреевна, записка сильно испорчена водой. В ней всего-то и можно прочитать полторы строчки. Это ничего не доказывает.

   — В сочетании с письмом Виктора вполне достаточно, — Ольховской вынула из руки магистра письмо и сунула его обратно себе в рукав. — Так что приготовьтесь к неприятному разговору.

   — Но ведь вы сами знаете, что всё это ложь. Согласен, поверят Вам а не мне, обстоятельства против меня, но зачем же всё это устраивать? Глупо же, Наташа, глупо.

   — Но мы могли бы договориться.

   — И чего же Вы хотите?

   — Жезл, — почти не открывая губ, проговорила Ольховская. — Я хочу ваш магистерский жезл. Я считаю, что место магистра «Пятиугольника» по праву принадлежит мне.

На следующий день после собрания «Пятиугольника» в дом на Конюшенной ворвался Трипольский в сопровождении неразлучного своего друга Афанасия Мелкова. Андрей Андреевич вот уже несколько месяцев не посещал никаких собраний и был неприятно удивлён запиской, полученной от Бурсы. Записку принесли в тот момент, когда Трипольский откупорил бутылку красного. Он безуспешно пытался прогнать жуткую головную боль и строки расплывались перед глазами. «Во избежание серьёзных последствий, — писал Бурса, — настоятельно прошу Вас прийти ко мне тотчас, как Вы получите конверт».

Афанасий тоже заглянул в записку, ухмыльнулся, но ничего не сказал. Опрокинув ещё по стакану красного, молодые люди отправились на Конюшенную, по дороге всё более и более распаляясь и негодуя.

Когда лакей открыл дверь и пропустил их в гостиную, Трипольский и Афанасий просто кипели от негодования.

   — Ваше превосходительство, что за дело? Что за срочность? — показывая записку спросил Трипольский. — Что ещё стряслось? Что Вы имеете в виду под выражением «серьёзные последствия»?

   — Вы пьяны? — строго спросил Бурса.

   — Да нет, — под взглядом хозяина дома Андрей сразу остыл, — не успел ещё сегодня.

Бурса повернулся и стал подниматься по лестнице в библиотеку.

   — Пойдёмте, Андрей Андреевич, Вы как раз вовремя. Прошу Вас, — обратился он к Афанасию, — без обиды, тут конфиденциальный разговор. Подождите внизу.

Увидев в кабинете Бурсы Удуева, Трипольский поморщился — он терпеть не мог этого навязчивого жандарма в начищенных сапогах. Но Михаил Валентинович сделал вид, что не заметил искривившегося лица.

   — Присаживайтесь, — Бурса указал на кресло, — присаживайтесь, Андрей. На Вас лица нет. Разве можно столько пить?

   — Так всё-таки, что произошло? — послушно опускаясь в кресло, спросил Трипольский.