Крепостной шпион

   — Я нашёл Растегаева, — сказал Бурса. — Нашёл и допросил.

   — Он в городе? Он воротился? Он один?

   — Я его в кабаке поймал, — Бурса тяжело расхаживал по кабинету он, по-моему, несколько не в себе. При нём была записка от Анны Владиславовны, но записка так испорчена, что прочесть нельзя. Только полфразы удалось разобрать.

   — Хотелось бы поговорить с ним, — поднимаясь с кресла, сказал Трипольский. — Вы что же, отпустили мерзавца?

   — Почему отпустил? Он здесь в доме. Я его запер в комнате внизу. За ним смотрят, чтобы он не убежал, да он бежать и не пытается. Только водки просит побольше. Пьёт и спит. Я велел закуски к водке подавать, так каждый раз бутылка пустая, а закуска нетронутая. — Бурса демонстративно пожал плечами и опять прошёлся по кабинету. — Не вижу я пока из этого положения выхода. Может быть, Михаил Валентинович что-нибудь предложит?

Удуев сидел на диванчике. Спина ротмистра было прямой, руки сложены на рукоятке сабли. Он ответил не сразу, будто оценивал некоторое время, нужно ли вообще что-то говорить, а потом решил, что всё-таки лучше сказать.

   — У меня, сами поймите, руки связаны. Для того чтобы действовать, мне нужно хотя бы с протоколами ваших совещаний познакомиться.

Бурса остановился перед Удуевым и просто высверливал ротмистра глазами.

   — Зачем это Вам? Вы же понимаете, я надеюсь, что ни один из протоколов я не могу показать Вам. Это невозможно.

После ещё одной продолжительной паузы Михаил Валентинович неожиданно изменил тон:

   — Хорошо, — сказал он, — хорошо. Я понимаю всю нелепость моей просьбы. Но чтобы упростить положение я кое-что сам расскажу.

Бурса ничего не ответил. Трипольский, с трудом поборов приступ ярости, отвернулся.

   — Ну давайте, давайте, — сказал Трипольский, — выкладывайте что там у Вас ещё припрятано.

Рассказывал ротмистр неторопливо, сухо, останавливаясь на каждой мелочи. Он подробно изложил, как встретил княгиню Ольховскую на кладбище, как нашёл багровый цветок, положенный Натальей Андреевной на могилу карлика, как потом, опираясь на странное это поведение, сопоставил копию списка и вдруг обнаружил, что шпион в доме Натальи Андреевны, камердинер по имени Вольф Иваныч не был не то что удалён из дома, а даже и наказан.

Удуев не стал приводить все вытекающие из рассказа его выводы а, закончив, выждал минутку тишины и спросил:

   — Ну так что, Константин Эммануилович, дадите мне протоколы посмотреть? Если решитесь, то лучше бы все за последний год, а то и за два.

Трипольский перевёл взгляд с лица ротмистра, вдруг совершенно переставшего его раздражать, на лицо хозяина дома.

   — Нет, не дам, — устало возразил Бурса. — Кабы Вы мне это раньше сказали, ну хотя бы вчера днём. Теперь-то что толку. После вчерашнего собрания мне просто не поверит никто. Наталья Андреевна заявит, что я выдумал всё про карлика, и Вас купил, чтобы лжесвидетельствовать. А камердинера из дому тихо уберёт. Да и убирать-то не будет. Кто тот список видел? А кабы кто и видел, кто поверит?

Бурса опустился в своё кресло за столом и закрыл лицо руками. Громко тикали часы.

Секретарь, всё это время находившийся тут же в библиотеке, но в противоположном её конце за конторкой, напрягал слух. Дверь в кабинет была приоткрыта, однако не все слова Сергею Филипповичу удавалось уловить.

   — Ничего не выйдет, — сказал Бурса таким тоном, что секретарь от неожиданности чуть не откусил кончик пера, которое непроизвольно тихонечко грыз. — Могу только Вам в общих чертах обрисовать ситуацию. Негодяй Иван переслал княгине Ольховской одно письмо. Письмо это косвенно указывает на то, что мы оба, и я и Андрей Андреевич, предатели. Вчера вечером только чудом Андрея Андреевича не приговорили к смерти. Голоса разделились ровно пополам. Но власть моя в «Пятиугольнике» окончена.Ваш рассказ полностью подтвердил мою догадку. Без сомнений, Ольховская и есть тот предатель, которого мы столь долго не могли найти. Но повторяю уличить её теперь нет ни малейшей возможности, если только Вам, ротмистр, удастся найти какие-нибудь ещё компрометирующие факты.

   — Мне нужно посмотреть то письмо, о котором Вы сейчас упомянули, — сказал Удуев. — Покажите мне письмо, и я попробую помочь Вам.

   — Простите, Михаил Валентинович, но показать Вам письма этого теперь не могу. Это невозможно. Княгиня вчера передала его публично в архив «Пятиугольника». Я не могу вскрыть архив, мы все давали клятву.

   — Понимаю, понимаю, — вздохнул Удуев. — Но коли не можете, то и на мою поддержку не рассчитывайте. Не зная вопроса, я просто умываю руки.

Секретарь осторожно положил обгрызенное перо на конторку перед собой. Только теперь Сергей Филиппович сообразил, что, подслушивая, подвергает себя опасности. После происшедшего накануне он вообще чувствовал себя в доме Бурсы довольно неловко.

   — Но нужно как-то действовать, — сказал Трипольский. — Неужели Вы так и будете сидеть, сложа руки, покуда племянницу Вашу унижениям и пыткам, может быть, подвергают.

Вопрос, заданный Бурсе, был обращён и к Удуеву. Но ротмистр только пожевал губами.