Крещение огнем

—     А знаете, мы с подполковником Диксоном как раз говори­ли об этом перед тем, как я пришел к вам. Мой первый бой... — Гарольд поднял взгляд на Нэнси, и улыбка его стала шире. — Мне повезло, что он случился в разгар войны, а не был одиноч­ным событием, которое, к тому же, телевидение разнесло по всей стране, — он помолчал. — Даже сегодня, спустя столько лет, вспоминая об этом, я не перестаю удивляться, как мне уда­лось остаться живым самому и не угробить весь взвод.

Улыбка на лице капитана внезапно погасла. Встретившись с ним взглядом, девушка уловила в его глазах холодную пустоту. А когда Керро заговорил, голос его звучал ровно и монотонно, не выдавая ни чувств, ни переживаний:

—       Это был ночной парашютный десант. Нам предстояло захватить аэродром. Прыгать пришлось с высоты ста пятидесяти метров. Я находился в воздухе меньше двух минут, но они пока­зались мне вечностью. Я со всего размаха рухнул на бетонную полосу и здорово ушибся. Несколько минут мне даже не удава­лось отстегнуть лямки парашюта. Представьте: лежишь в самой гуще перестрелки, вокруг — грохот взрывов, вспышки трасси­рующих пуль, крики офицеров и сержантов, стоны раненых. Твой взвод где-то, во тьме и хаосе, ведет бой. А ты валяешься на земле не в силах ни сесть, ни встать, потому что дал маху, вы­полняя простейший элемент десантной подготовки — неправиль­но приземлился.

Гарольд снова замолчал, глядя в потолок, и несколько раз глубоко вздохнул:

—     В эти секунды я чувствовал себя самым безмозглым, самым неумелым, самым бездарным куском дерьма из тех, что по воле Всевышнего оказались на земле, — он покачал головой. — Ни до, ни после того боя я не ощущал ничего подобного.

Когда он снова взглянул на девушку, она заметила, что глаза капитана влажно блестят, будто в них стоят непролитые слезы. Но она знала, что он сейчас далеко и не видит ее. Перед его мысленным взором встают совсем другие образы, навечно высе­ченные в его памяти страхом и отчаянием.

Так же медленно и размеренно Керро продолжал свой рас­сказ, тщательно подбирая слова, — не для того, чтобы произве­сти впечатление, а стараясь воздать должное тем давним собы­тиям:

—     Той ночью мы потеряли своего командира. У него не рас­крылся парашют, и он разбился насмерть, упав на бетонную по­лосу. Его тело нашли только утром. А я потерял своего первого солдата, чернокожего парнишку из Джерси. Он пошел в армию, чтобы вырваться из трущобной жизни и преступной среды. Эл- лис Джонстон не отличался особым умом и не был образцовым солдатом. По правде сказать, порой он становился просто невы­носимым. И все равно это был мой солдат, а я его потерял. Его разнесло на части из двадцатитрехмиллиметрового зенитного орудия, пока я корчился от боли на взлетной полосе, пытаясь прийти в себя.

Упираясь локтями в колени, Керро выставил вперед указа­тельный палец и наставил его на лейтенанта. Продолжая гово­рить, он будто расстреливал ее в упор автоматными очередями:

—     Сегодня, задним числом, я знаю, что никак не мог предот­вратить смерть Джонстона. Он приземлился в трехстах метрах от меня и еще не успел освободиться от парашюта, как его уже убило снарядом. Будь я рядом с ним, меня убило бы тоже. Так уж случилось. Но такая логика для меня не стоила гроша лома­ного, когда на следующий день я смотрел, как командир взвода собирает то, что осталось от Джонстона, в пластиковый мешок. Мне понадобилось три года, чтобы окончательно понять: в том, что с ним случилось, моей вины не было.

Неожиданно капитан подобрал с пола папку и встал:

—     Джонстон был солдатом, и знал, что под этим подразуме­вается. И то, что случилось с ним на войне, случалось со многими — и до, и после него. И я тоже об этом знал. Виргин­ский военный институт, Форт-Беннинг и все обучавшие меня офицеры и сержанты вдолбили мне это в голову. Я знал, что люди умирают, знал, что сам могу умереть. Все это я понимал. Но тогда, глядя на останки человека, который доверился моему умению повести его в бой, я чуть не плакал от отчаяния. Все лекции по принципам командования, все известные примеры зна­менитых "героев", которые одерживали великие победы, вся боевая подготовка не смогли помочь ни мне, ни рядовому Элли- су Джонстону. Только он был мертв, а я — нет.

Внезапно Гарольд замолчал: он вдруг осознал, что стоит не над останками Джонстона, а рядом с лейтенантом Козак, и рас­сказывает ей о теперь уже далеком прошлом. Она слушала с бесстрастным выражением, за которым скрывалось с трудом сдер­живаемое волнение. Только он пришел сюда не для того, чтобы читать ей лекции и рассказывать истории из прошлого. Его един­ственная задача — убедить ее переписать рапорт. Керро не знал, удалось ли ему убедить лейтенанта. Впрочем, это не так уж важ­но. Ему удалось другое — извлечь из своего прошлого воспоми­нания, которые он считал навеки погребенными. Не имея ни сил, ни желания продолжать разговор, капитан бросил папку с рапортом Нэнси на стул, на мгновение задержал на ней взгляд, потом обернулся к девушке: