Крещение огнем. «Небесная правда» «сталинских соколов» (сборник)

Встречный поток такой сильный, что головы не высунуть. Надо убрать газ, уменьшить скорость. Вот так. Стрелка указателя скорости поползла обратно и остановилась на 80. Теперь можно попробовать.

Омельченко ниже опустил очки, потуже затянул пряжку шлемофона и высунулся из-за козырька. Воздушный поток с остервенением набросился на него, хватал за воротник комбинезона, стремясь выбросить его за борт. Ему удалось с трудом дотянуться до среза передней кабины. Не зря он занимался спортом, не зря мальчишкой лазал по вагонам, прыгая с крыши на крышу.

Срез передней кабины хотя и гладкий, но пальцы намертво вцепились в ребро. Второй рукой он ухватился за козырек своей кабины и пополз вперед. Голова достигла, наконец, выемки. Теперь перехватиться за борт… Ветер будто усилился, руки ныли от напряжения и слабели. Еще чуть-чуть… Еще один рывок, и рука вцепилась в край борта кабины.

Как он перевалился и оказался в кресле, сам не понял. Перевел дыхание, взялся за ручку управления. Она послушно подалась вперед, и самолет опустил нос. Спасен!

Он произвел на аэродроме посадку. Едва спустился из кабины на землю, как ноги утонули в грязи. Удивительно вязкая и неприятная грязь. Она стала засасывать его, как болотная трясина. Он ухватился за крыло самолета, но ноги уходили все глубже и глубже. Хотел крикнуть, позвать механика – горло будто заклинило. Все-таки удалось протолкнуть комок, и он прохрипел что-то. И проснулся. Выругался вслух – надо же присниться такой ерунде. В сновидения не верил, но в этот раз почему-то подумалось: быть неприятностям.

Взглянул на наручные часы. Без пяти десять. Можно спать еще три часа. На соседних койках раздавался богатырский храп. А ему спать уже не хотелось. И на душе было так пакостно, будто и в самом деле вляпался в грязь.

Дежурный по казарме, увидев, что командир поднял голову, заторопился к нему.

– Товарищ подполковник, прилетел генерал Тупиков, просил передать, как только вы проснетесь, явиться к нему.

«Какое срочное дело привело командира корпуса в полк? – пытался понять Омельченко. – Новое боевое задание или награды летчикам? На троих, в том числе и на Омельченко, было послано представление к званию Героя. Неужто?.. Вряд ли, слишком быстро. В Москве с такими делами не спешат».

Омельченко торопливо собрался и отправился в штаб дивизии, благо он располагался рядом со штабом полка.

Генерал Тупиков проводил совещание с дивизионным начальством. Омельченко зашел к дежурному, в надежде получить кое-какую информацию. Но дежурный на его вопросы лишь пожимал плечами.

– А настроение у генерала?

– По-моему, паршивое, – усмехнулся дежурный. – С меня стружку снял за то, что не знал точно, сколько самолетов находится на боевом задании.

Кабинет Меньшикова открылся, и оттуда вышли начальник штаба, начальник политотдела и еще трое офицеров, прибывших в дивизию около месяца назад.

Омельченко пошел им навстречу.

– Привет, Александр Михайлович, – протянул ему руку начальник политотдела. – После беседы с генералом зайди ко мне.

– Зачем я ему?

Полковник невесело чему-то усмехнулся.

– Он объяснит.

Усмешка начальника политотдела ничего хорошего не предвещала.

Тупиков сидел с Меньшиковым, крупный, симпатичный, в новеньком кожаном реглане. Окинул вошедшего хмурым взглядом и, не поздоровавшись, кивнул на стул.

– Присаживайтесь.

Меньшиков виновато опустил глаза.

Омельченко сел.

– Слушаю, товарищ генерал.

– Нет уж, это мы тебя послушаем. – Тупиков уставился на него проломным взглядом. – Докладывайте, как дела у вас, как настроение, как дисциплина.

– Дела неплохие. – Омельченко был сбит с толку вопросами, ответ на которые генерал отлично знал по донесениям, и переходом с «ты» на «вы» и обратно. – Прошлой ночью нанесли бомбовый удар по Севастопольскому порту. По предварительным данным, уничтожены склады боеприпасов – был виден большой взрыв, – с горючим и техникой; повреждено четыре судна.

– Это мне известно, – насупился Тупиков. – Вы доложите мне лучше о дисциплине в полку.

«Неужто кто-то натворил что-то ночью?» Но вряд ли Тупиков прилетел из-за такой мелочи.

– На дисциплину тоже пока не жалуюсь, – твердо ответил Омельченко. – Люди понимают, что война, и честно выполняют свой долг. Мелкие нарушения, само собой, случаются…

– Мелкие? – Тупиков полез в карман и достал листок бумаги. Пробежал по нему глазами. – Пьянки, драки – мелкие?

– Я не знаю, что вы имеете в виду.

– Не знаете? – Тупиков снова заглянул в листок. – С летчиком Филатовым по возвращении его в часть пьянствовал?

«Вот он о какой пьянке».

– Выпивал, – честно признался Омельченко. – Человек, можно сказать, с того света вернулся. Один из лучших летчиков. Но никакой драки не было.

Тупиков снова взглянул на бумагу.

– Заведующего столовой старшину Панюшкина просил достать выпивку?

«И об этом написали».

– Просил. Зароконян в полете погиб. И весь полк на краю гибели был – туман запасные аэродромы закрыл. Чудом удалось посадить сорок семь экипажей.