В рассматриваемое время Византия, стремясь обезопасить себя от русских с помощью откупов, различных дипломатических, часто очень коварных, средств, не оставляла и попыток подчинить себе Русское государство, насадив в нем христианство. Последнее обстоятельство особенно существенно, и его никак нельзя воспринимать однозначно. Руси уже коснулся «греческий огонь» Православной веры, в Русской земле уже определялось тяготение к Христу, а временами и решительные порывы к Нему, на что с радостью отзывалась Греческая Церковь в лице своих лучших и поистине святых представителей. Нельзя сказать, чтобы определенной меры духовной искренности в данном вопросе не было и у императорской власти. Но государственная власть преследовала и имперские, чисто политические цели. С точки зрения этой власти, церковно-каноническое подчинение какого-либо народа Константинопольскому Патриарху автоматически должно было превращать сей народ в послушного вассала империи. А этому еще в 865 году воспротивилась крещеная Болгария [II, 3, с. 198 - 199], не хотела этого и Русская земля. Готовая принять Православие, исповедуемое и в дивной красоте являемое Греческой Церковью, Русь вовсе не намерена была склонить голову под иго имперского диктата. Если для князя Олега христианство было неприемлемо и само по себе, и как дружеская связь с Византией, то для благоверной княгини Ольги и последующих князей опасной и нежелательной была лишь юрисдикция Константинопольского Патриарха. Этот (не только канонический) вопрос и стал одним из главных в сложных духовных и политических отношениях двух государств. Русь пыталась и отстоять свою независимость, и установить теснейший союз с Византией, но такой, в котором она заняла бы главенствующее положение. Не знала тогда превозносившаяся империя, что Русь своего добьется! Ибо Промысл Божий именно Руси (и, может быть, как раз за сокровенную искренность любви) определил стать исторической преемницей Византии, унаследовать ее духовные богатства, политическое могущество и величие.
Почти вся первая половина X века прошла в военно-дипломатической борьбе Руси с Византией. В 944 году был заключен мирный договор с князем Игорем. Но в 945 году князь погиб от рук древлян, убивших его за попытку собрать с них дань большую, чем было установлено. Наступил десятилетний перерыв в отношениях Руси с Византией. В это время жена Игоря Ольга, страшно отомстив древлянам за смерть мужа, занималась устройством Русской земли, как повествуется в нашей летописи [I, 1, с. 59 - 76]. По малолетству своего сына Святослава Ольга стала регентшей - правительницей Руси до 957 года. Вопреки искусственной версии «норманнистов», Жития княгини Ольги прямо свидетельствуют о том, что она - русская, уроженка Псковской земли, села Выбути (Лыбуты, Лабутино), дочь перевозчика (паромщика) через реку Великую. Во время объезда земель русских князь Игорь встретил ее и полюбил. Через некоторое время, когда суженой исполнилось 16 или 18 лет, князь прислал сватов. Игорь не ошибся в выборе! Ольга оказалась не только любящей верной женой, но и замечательной правительницей, достойной продолжательницей дела русских князей, женщиной сильной, глубокой, умной, заслужившей признание и любовь русского народа, давшего ей историческое прозвище «мудрой».
Летопись, опустив события с 948 по 954 год включительно, сообщает, что в 955 году «отправилась Ольга в Греческую землю и пришла к Царьграду» [I, 1, с. 76]. По представлению акад. Б. А. Рыбакова, ей в то время должно было быть от 28 до 32 лет от роду [II, 13, с. 369]19
. Исследователи высказывают разные предположения относительно ее путешествия в Царьград. А. Н. Сахаров справедливо обратил внимание на предшествовавший длительный перерыв в отношениях с Византией, а также на то, что в 955 году империя оказалась в трудном международном положении и единственным союзником и помощником ее в это сложное время могла быть Русь. Требовалось подтвердить и, может быть, расширить договор 945 года. «В этих условиях, - пишет ученый, - приглашение, направленное Ольге Константином VII Багрянородным, было бы вполне оправданным дипломатическим шагом империи в отношении своего северного соседа» [II, 14, с. 273].