Крещение Руси и Владимир Святой

В том, что именно посланцы Римской церкви, а не Византии очутились в Киеве первыми, нет ничего удивительного. Приходится признать, что в те годы Восточная империя мало уделяла внимания миссионерству. Разочарование в великих достижениях IX века – в крещеной Болгарии, в первом крещении Киева – сказалось на дальнейшей политике. Западные же проповедники именно в Х веке были на пике активности. Далеко не все они вели себя подобно нерадивому Адальберту. После Польши и Дании до Руси очередь доходила естественным образом.

Так что, вполне возможно, на самом деле не было никакого специального посольства от папы. Просто в Киеве при Ярополке и Владимире работала небольшая немецкая или итальянская миссия. Ее члены поддерживали киевскую христианскую общину, а заодно пытались привлечь ее к римскому обряду. Последовал ли кто-нибудь за ними, неизвестно. Но надо учитывать, что со времен Ольги прямая связь с Константинополем была утрачена, а значит, не было и канонического поставления священников. Какое-то время местных, русских священников в Киеве просто не могло быть. Определенно имелись болгары – но среди них были как православные, так и враждебные любой церкви еретики-богомилы. Об этом можно судить по характеру начавшей проникать на Русь в те годы христианской литературы, но прямых данных нет никаких. О миссионерах же с Запада при Ярополке у нас есть хотя бы смутные сведения.

Приезд болгар-мусульман и брак князя с «болгарыней» не являлись, конечно, государственной тайной. Быстро просочились и сведения об учительных беседах с князем. В дружине хватало людей, симпатизировавших христианству, даже если Феодор был единственным тайным христианином. Весть о возможном принятии великим князем ислама должна была стать для любого киевского христианина страшным шоком. Тем более для упорно работавших слуг Святого престола. Достаточное основание для того, чтобы добиться встречи с князем и изложения своего учения.

Владимир не отказался встретиться и с западными учителями. О Римской церкви он, конечно, знал давно. Едва ли он вникал в медленно накапливавшиеся богословские разногласия между Римом и «Царьградом». Напомним, что к церковному расколу разногласия эти приведут почти семь десятилетий спустя. Пока же, в отсутствие представителей греков, от которых Ольга принимала крещение, «немцы» (к которым она прибегла затем) представляли христианскую альтернативу наставлениям мусульман. Чтивший Ольгу Владимир решил наконец уже в зрелом возрасте выслушать ее единоверцев.

«Земля твоя, – сказали, по летописи, посланцы Рима, – такая же, как и земля наша, а вера ваша не такая, как вера наша. Ведь наша вера – свет. Поклоняемся Богу, который сотворил небо, землю, звезды, месяц и всякое дыхание, а ваши боги деревянные». С этим Владимир внутренне уже согласился. Но особых разночтений с обдумываемым исламом пока не мог увидеть. Он стал расспрашивать подробнее – и остался неудовлетворен. Чем именно – понять трудно. Летописец сам точно этого не представлял. Он заставляет Владимира, только что отказавшего мусульманам из-за вина и свинины, осудить латинян за их умеренность в посте, за «пост по силе»!

Корень сомнений Владимира в той загадочной фразе, которой он, по летописи, спроваживает «немцев». Загадочной, поскольку летописец ничего не знал о миссии Адальберта. Очевидно, мысль Владимира сохранило достоверное дружинное предание: «Идите вы к себе – отцы наши этого не приняли». Печальный опыт, о котором он слышал или свидетелем которого стал в детские годы, настраивал против «латинства». Слабые места такого выбора к тому же лежали на поверхности – монархический авторитет папы и господство латинского языка. Конечно, принцип «священство выше царства» еще не звучал во всю мощь. Но зато папство было тесно связано со Священной Римской империи, а та уже с разной степенью удачи требовала политического подчинения и от Чехии, и от Польши, и от Дании. Славянская церковная служба и славянская книжность не были еще под полным запретом на Западе. Но латынь преобладала безусловно, а Владимир считал себя вправе внимать словам веры, звучащим на его родном языке.