Ряд известий собственно новгородских летописцев о крещении Новгорода открывает статья из Новгородского летописного свода 1411 года, вошедшего в состав Новгородско-Карамзинской летописи. Он, в свою очередь, стал источником для общерусского свода 1418 года, который отразился в Софийской первой и Новгородской четвертой летописях. Эти своды содержат немало ценнейших уникальных известий по истории Киевской Руси, и известия эти, как правило, достоверны.
В новгородской летописи начала XV столетия имелся, конечно, и рассказ о крещении, несколько отличный от Новгородской первой летописи младшего извода. Приводим его далее:
«В лето 6497. Крестился Владимир и взял у Фотия, патриарха цареградского, во-первых, митрополита Киеву Леона, и в Новгород архиепископа Акима Корсунанина, а по иным градам епископов, попов и диаконов, которые крестили всю землю Русскую. И была радость всюду. И пришел в Новгород архиепископ Аким, и требища разорил, и Перуна срубил, и повелел влечь его в Волхов. И повергли вожжами, влекли его по калу, избивая палками и пихая. И в то время вошел в Перуна бес и начал кричать: “О горе! Ох мне! Достался немилостивым сим рукам!” И швырнули его в Волхов. Он же, проплывая под великим мостом, бросил палицу свою на мост – от нее-то и ныне безумные убиваются, утеху творя бесам. И заповедали никому нигде не перенимать его. И шел пидьблянин рано на реку, желая горшки везти во град. А Перун приплыл к мосткам, и отринул тот его шестом: “Ты, – сказал, – Перунище, досыта пил и ел, а нынче поплыви прочь”. И поплыл со света некошный».
В этом тексте имеются две существенные вставки по сравнению с предыдущим рассказом. Во-первых, введена известная, но недостоверная легенда о крещении Владимира при патриархе Фотии, о коей уже речь шла. Именно в связи с этим называется первый митрополит Леон, ранее известный в основном по митрополичьим перечням.
Вторая вставка относится к рассматриваемой нами истории крещения новгородцев. Летописец ввел известный ему и вообще довольно-таки популярный в Новгороде фольклорный сюжет о проклятии Перуна, из-за которого начались вечевые побоища на мосту через Волхов. Таким образом, новгородский идол, в отличие от киевского двойника, в народной памяти все-таки «заверещал». Софийская первая летопись добавляет к его воплям еще и пророчество, изреченное после броска палицы: «Этим пусть меня поминают новгородские дети». Этот миф, сложившийся, как видим, уже в эпоху удельной раздробленности, ничего не добавляет к картине крещения. Хотя, несомненно, он свидетельствует о страхе вчерашних язычников перед своим повергнутым божеством.
С легкой руки создателей общерусского летописного свода 1418 года именно эта редакция рассказа попала в подавляющее большинство позднейших русских летописей, в том числе и в поздние новгородские. Изменения, вносившиеся в текст, оказались незначительны.
Самым существенным оказалось дополнение общерусского Сокращенного летописного свода 1495 года. После рассказа о крещении Владимиром киевлян здесь добавлено: «А Добрыню послал в Новгород». Хронограф 1512 года добавляет, скорее по общей логике, зачем именно был послан Добрыня: «И там повелел крестить всех». Можно полагать, что до конца XV – начала XVI века дожили предания о крещении новгородцев Добрыней. Хотя, с другой стороны, нельзя не отметить, что это мог быть и домысел московских летописцев, знавших, что Добрыня при Владимире управлял Новгородом. Их вывод, если это именно вывод, а не свидетельство предания, подчеркнем, выглядит и, на наш взгляд, вполне достоверно. Впрочем, столь значительные вольности для XV века еще нехарактерны. Скорее всего, в легендах говорилось, что при крещении киевлян Добрыня находился в Киеве, а затем был отправлен Владимиром в Новгород вместе с Иоакимом. Учитывая, что об участии Добрыни в походе на Херсонес ничего не известно, логично заключить, что Добрыня оставался в Киеве за племянника и крестился лишь в числе киевлян, в водах Почайны.
Заметим, что, если бы не это свидетельство, в самом факте крещения ревностного язычника Добрыни правомочно было бы усомниться. Почти сразу после крещения Владимир посылает в Новгород нового правителя. А значит, всемогущего княжеского кормильца уже нет в живых. По Начальной летописи и Повести временных лет можно было бы заключить, что Добрыня умер вскоре после 985 года. Но с учетом свидетельств XV века его смерть следует относить к концу 989 – началу 990 года.
Уже совершенно явными домыслами выглядят позднейшие сообщения Никоновской летописи XVI века. Поздний летописец приписал Добрыне, будто бы сопровождавшему самого митрополита Михаила, крещение едва ли не всего севера Руси.