Что касается Путяты, то о его существовании можно судить лишь на основании присловья, приводимого в конце отрывка. Правда, при следующем князе киевском, Святополке Окаянном, известен некий Путша, управитель княжеской резиденции в Вышгороде. Но нельзя забывать и о том, что Путятой звали одного из представителей новгородской по происхождению боярской династии Остромировичей в XI веке, и именно отсюда имя могло попасть в фольклор – в том числе в предания и былины о Добрыне. В известной былине «Добрыня и Змей Горыныч» легендарный богатырь спасает от Змея Забаву Путятичну, племянницу князя Владимира. Едва ли здесь можно строить какие-то исторические и генеалогические выводы.
Что же до «объяснения» Псевдо-Иоакимом происхождения обычая обязательно носить нательные кресты, то столь чудовищную нелепость весьма трудно представить под пером какого бы то ни было средневекового летописца. Зато она могла родиться в уме какого-нибудь «птенца гнезда Петрова», преклонявшегося перед протестантизмом и невежественно считавшего многие древние и общехристианские обычаи местными, случайно родившимися суевериями.
Тем не менее уже давно некоторые находки Новгородской археологической экспедиции в слоях конца Х века сопоставлены с известием Псевдо-Иоакима о крещении «огнем». Следы соответствующего по времени пожарища (неопределенного, конечно, происхождения) на берегу Волхова обнаружены. Мы можем полагать, что автор «летописи» опирался в данном случае на подлинное историческое предание, в основе которой лежали реальные факты. Хотя нельзя не оговорить, что весь отрывок, объясняющий смысл слов «а Добрыня огнем» и рассказывающий о поджоге домов, вписан Татищевым на поле черновой рукописи. Сначала было просто: «Добрыня со всеми сущими при нем подоспел, прекратилась сеча, и тогда передние мужи попросили мира».
Но, даже признавая некоторую силу документа за Иоакимовской, мы должны довериться ее свидетельству в целом. А оно достаточно однозначно. Вспомним, что именно сказано в Иоакимовской летописи о происхождении присловья: «Из-за того люди поносят новгородцев: Путята крестил мечом, а Добрыня огнем». Итак, «люди поносят новгородцев». Кто же мог «поносить» новгородцев, если бы вся Русь была крещена насильственно, «огнем и мечом»? Очевидно, что никто. Представляется, что как раз Иоакимовская летопись является решающим свидетельством против подобных утверждений. Новгород, где, по преданию, произошли какие-то столкновения, явно стал в силу такого предания исключением из общего правила. Это и привело к появлению в антиновгородских кругах (возможно, в Киеве, а может, и в Москве XV века) «поносного» присловья.
Что же в действительности произошло при крещении Новгорода? На основе ранних достоверных источников, но с учетом предания Псевдо-Иоакима и его предполагаемых археологических подтверждений можно восстановить следующую картину. Отправляясь в поход на Херсонес, Владимир действительно вызвал из Новгорода Добрыню, оставив дядю вместо себя в Киеве. По возвращении Владимира Добрыня крестился вместе с ним. Мы не знаем, насколько искренне сделал это вчерашний пылкий язычник – но, во всяком случае, хорошо знавший его племянник поверил и доверился. Дождавшись в Киеве прибытия митрополита и рекомендовав ему в архиепископы Новгорода Иоакима, Владимир немедленно по посвящении отправил нового иерарха вместе с Добрыней в Новгород.
Мы не знаем, был ли спутником Добрыни Путша-Путята, был ли он тогда киевским тысяцким и его ли имеет в виду поговорка. Зато с большой долей вероятности можно допустить, что Добрыню сопровождал Олав Трюггвасон со своими варягами – он как раз отправился из Киева в Ладогу, чтобы оттуда отплыть за море. Вряд ли некрещеный Олав внес какой-нибудь вклад в крещение Новгорода, разве что присутствие его отряда как-то повлияло на недовольных. Но не в этом ли эпизоде корень фантазий саг на тему о ключевой роли Олава в крещении всей Руси?
Прибыв в Новгород, Добрыня и Иоаким взялись за дело. Требище на Перыни было разрушено, а идол Перуна срублен и с позором совлечен в Волхов. Главным крестителем при этом выступал не Добрыня, а именно назначенный архиепископ. По примеру Владимира, Иоаким велел бить идола палками и нигде «не принимать» его. Приказ был выполнен самими обитателями новгородской округи с удовольствием – бог киевской дружины не пользовался у них особой любовью. После крещения города Иоаким расположился в Детинце, где построили епископский терем. На юге Детинца, на той же его главной, отныне Пискуплей, улице, возвели кафедральный собор – деревянную церковь Святой Софии. Так прежняя цитадель языческой родовой знати превратилась в сердце христианского Новгорода.