О Владимире-Волынском речь пойдет далее. Что же касается Чернигова, то время учреждения здесь епархии и поставления на епископский престол Мартирия точно неизвестно. Хронологические расчеты позволяют, правда с известной натяжкой, отнести его еще ко времени Владимира. Это было бы довольно логично. Чернигов, центр пока самостоятельного княжества, через которое Владимир вернулся на Русь после Херсонеса и поддержку которого в деле крещения получил, должен был стать и миссионерским центром для земель восточных племен – северы, радимичей, вятичей. Язычество в этих землях, особенно на селе, держалось прочно и века спустя. Так что основание в Чернигове автономной епархии явилось бы разумным шагом.
В главные города других епархий вместе с епископами князь отправил и новых князей. Это были его старшие сыновья, приближавшиеся к двенадцатилетнему «отроческому» рубежу или уже его перешагнувшие. Так Владимир начал параллельно с крещением проводить и другую, лишь немногим менее значимую реформу. Русь превращалась из союза племен в государственное целое под управлением единой династии, в подлинную «империю Рюриковичей».
Владимира подтолкнуло к выделению уделов пришедшее из Новгорода известие о кончине Добрыни и освобождении новгородского стола. При всем уважении к воспитателю Владимир не стал передавать власть над городом в руки его сына, известного нам только под христианским именем – Коснятин (Константин). Вместо этого, по заведенной Игорем и близкой его собственному сердцу традиции, Владимир отправил в Новгород своего старшего сына и наследника Вышеслава.
Не ограничившись, однако, этим, он выделил еще три удела, заменившие прежние племенные «княжения». Достигший двенадцати лет Изяслав был переведен из Изяславля в Полоцк, получив, таким образом, материнское наследство. Его младший брат, Ярослав, которому двенадцать исполнялось в наступающем году, отправился вместе с Вышеславом далеко на север, только не в Новгород, а в Ростов. Наконец, ровесник Ярослава, «двуотчич» Святополк, получил от Владимира стол в Турове – желание держать воспитанника поближе, но и очевидное доверие к нему.
Владимир, конечно, понимал, что многим рискует, воссоздавая удельную систему и даже увеличивая число уделов. Но именно и только этот путь давал наконец возможность сплотить Русь под единой властью. Направление новых князей вместо былых независимых не столько ущемляло местную знать, сколько льстило ее самолюбию. Надо помнить, что из первых пожалований Новгород и Полоцк все равно подчинялись Киеву. Для местных «господ», «старцев» и их детей открывался путь в княжескую дружину, к превращению в придворных бояр Рюриковичей. С другой стороны, пребывание присланных из Киева дружин юных князей во главе с их кормильцами укрепляло подчинение племенных областей центру.
Но была, все равно была и явная опасность. Новое местное боярство отнюдь не отказывалось от своей неприязни или даже ненависти к Рюриковичам. Даже эту ненависть Владимир мог повернуть в свою пользу – в надежде на победу своего князя в борьбе за киевский стол местная знать еще больше стремилась в его дружину. Но великий князь не мог – и не смог – предотвратить самой этой борьбы, даже при своей жизни. Изяслав, при всей неприязни к отцу и к Киеву, и именно из-за этой неприязни, вполне удовлетворялся своим Полоцком. Но теперь появились и другие удельные князья, со своими поводами к недовольству.
Пока, однако, подраставшие княжичи казались надежной опорой отцу. И в деле крещения, и в деле подчинения Руси власти своей династии действительно ею стали. Новгород и Полоцк, напомним еще раз, уже лишились своих племенных княжений. Для Новгорода назначение князя из Киева новшеством не являлось, а для Полоцка стало возвращением толики былой независимости.
Неизвестно, как было в Турове. Судя по местным устным преданиям, дожившим до Нового времени, крещение города случилось уже после кончины его основателя, князя Туры. О том, как окончилась жизнь Туры, у нас достоверных сведений нет. Возможно, свет на это проливает одна из скандинавских саг. Она повествует, как некий русский князь «фюлька» (то есть племенной «волости») женился на дочери шведского конунга Эйрика Победоносного. Однако сватавшийся к ней знатный шведский викинг Аки совершил набег на соперника, убил его и увез молодую жену обратно в Швецию. Среди областных князей времен Владимира Туры, чьи владения были вполне доступны для набега с севера, по двинскому пути, оказывается едва ли не единственной подходящей кандидатурой. Если имеется в виду действительно он, то можно сделать вывод, что и в Турове местное княжение пришлось не ликвидировать, а только замещать.