Крещенные кровью

– Так што? Могилку-то укажешь? – процедил сквозь зубы Ивашка, все еще буравя лицо Аверьяна пронизывающим взглядом.

– Нет, не хочу я тово, – увел он в пол глаза.

– Не хошь как хошь, – пожал плечами Ивашка. – И не серчай на меня, голубь. Я же энто тово, от всей души хотел…

Он холодно смотрел на нахмуренное лицо Аверьяна, всем своим видом пытаясь подчеркнуть, что верит ему.

– А я ему не верю, – неожиданно подал голос Егор Мехельсон. – Врать он мастак. Я за версту обман чую!

Лицо Сафронова блеснуло в полумраке подвала, в глазах – ликование.

– А теперь, Христа ради, – сказал он вкрадчиво, – ради нас обоих – правду!

В горле у Аверьяна пересохло настолько, что слова едва выходили наружу.

– Супружница моя мертва, – твердил он упрямо. – Какая ешо вам правда нужна? Ежели бы она жива была, то я…

Ивашка кивнул; его взгляд, когда он заговорил, казался сострадательным.

– Ты щас обсказал мне нечто эдакое, во што мне хочется верить, и энто обсказал ты с такой прямотой, што я поверил! – Он тяжело вздохнул. – Стало быть, супружница твоя на кладбище покоится, детишки у сродственников… А изба? Изба осталася, а нам здеся места на всех не хватает?

– Послухай, энто моя изба, а не наша! – закричал Аверьян в отчаянии, ощущая необходимость что-то предпринять.

– Изба твоя, а ты наш, – повысил голос и Сафронов. – Али ты запамятовал, голубь, што в общине нашей все общее?

– Жана померла, дык ведь дети осталися?! – взмолился Аверьян. – Им же…

– Деток твоех к себе возьмем, – оглушил его Ивашка. – Все сообча, я и вы, под одной крышей проживать станем! Эдакое счастье не кажному предначертано в жизне энтой!

– К избе моей и деткам моем не дозволяю суваться! – Аверьян сжал кулаки.

– И в мыслях сее не вынашиваю. Как лутше хотел, а ты…

Лицо Ивашки выразило разочарование. Аверьян с трудом проглотил ком, застрявший в горле.

– Ты мне што-то обсказать мыслишь? – спросил Сафронов.

– Спать я хочу, – ответил Аверьян устало. – Захворал, видать, я шибко, вот ко сну и клонит.

– Што ж, иди отоспися до радения, – пожал плечами Ивашка. – А мы тута с Егоркой ешо кой об чем порассусоливаем.

* * *

В этот вечер к скопцам на радение пожаловало много народу. Падение влияния религии, разгром и разграбление церквей – хаос внес в души верующих пустоту и безысходность. С другой стороны, с ослаблением влияния православия укрепились позиции сект, которые начали разрастаться в России со сказочной быстротой. Закрывая церкви, советская власть таким образом пыталась покончить с властью поповской, но воспитанные на вере в Бога люди не могли просто выбросить «Хоспода» из души, а потому искали утешения в сектах, распахнувших свои гостеприимные объятия.

С каждым днем все больше людей стали заглядывать на радения к скопцам. Кто-то шел ради любопытства, кто-то в духовных мытарствах, а кто-то из корысти. Побывав на радениях и приняв в них участие, большинство зевак и не замечали, как попадали под мощное влияние «живого Христа» – Ивашки Сафронова.

А тот изо всех сил изображал из себя Бога, да так талантливо, что самозабвенно верил в свою роль «спасителя человечества». Ивашка мастерски демонстрировал патологическую одержимость и свою «христианскую чистоту и праведность». С пеной у рта он убеждал приходящих:

– Ежели вы не веруете в Хоспода, голуби, вам лутше не ходить к нам и не трогать сваво грешнова тела. А ежели веруете всей душой и всем сердцем, то оскопляйтеся и ступайте чистыми в Царствие Небесное!

…Сегодня религиозный экстаз захватил Аверьяна во много раз сильнее, чем всегда. Ему казалось, что скопцы особенно возвышенно распевают псалмы и пляшут намного краше, чем всегда. Он легонько толкнул локтем Анну и шепотом поделился с ней своими мыслями:

– Чую, нынче што-то необычное? Можа, праздник какой?

– А у скопцов всегда праздник, – зло произнесла в ответ девушка. – Как раденье, так и праздник! Если не будем стараться, то гости станут смеяться над нами. А вот если постараемся и все возьмутся выплясывать рядом, то тогда никто уже не скажет про веру нашу, что будто бы нет в ней священной силы!

Пришедшие на радение копировали движения скопцов, постепенно входя в состояние транса. Все иное истолковывалось как прямое оскорбление религиозных чувств и знак неуважения к вере.

– Восславим же Хоспода нашева! – завизжали Агафья и Акулина. – Уверуйте в Иисуса Христа, голуби! Ведь он вота. Хосподь средь нас!

С этими словами они поспешили к Ивашке и взяли кормчего под руки. Он провел по лицу ладонями, утирая капли пота, с губ его не сходила блаженная улыбка.

– Я люблю вас, голуби мои! – воскликнул Ивашка, обнажив крупные зубы. Громкий голос кормчего перекрыл даже общее пение скопцов.

«Богородицы» грохнулись перед Сафроновым на колени и, глядя на него безумными остекленевшими глазами, снова зычно заголосили.

Пространство вокруг Ивашки замкнулось: сектантам и тем, кто присутствовал в молельном подвале, захотелось дотронуться до «живого Христа».

– Голуби мои! – подняв руку, заговорил Сафронов. – Все нынче зрили воочию, как на меня снисходит Святой Дух?!

– Да! – выдохнула толпа, находящаяся в возбужденном состоянии после радения.