Крещенные кровью

— Гляди, Пронька, один из чертей руку в карман засунул, — подавшись вперед, процедил сквозь зубы Хохол. — Чтоб я сдох, но у него там тесак[8] или волына[9]. Ежели что, я впрягусь за мужичка. Завалю казаха, чтоб неповадно было на православных копытом дергать!

— Да брось трындеть и накручиваться, — сказал спокойно Пронька, закуривая папиросу. — Понты все это, слово даю…

— Не-е-е, — зашептал Хохол, — чую, драчки не избежать. Мы не впряжемся за мужичка — в натуре покалечут его! Я того, кто клешню в кармане держит, первым завалю, а потом и второго. Кулаки чешутся, душа потехи просит!

Ситуация накалялась на глазах. Хохол быстро опрокинул в себя рюмку водки и едва уловимым движением вытянул из-за голенища сапога финку. Он был возбужден и уверен, что без ножа в предстоящей драке не обойтись. Задира был наготове и ждал нападения казахов. Мишка тоже сжался за столом, как пружина, готовясь ринуться вперед, как только противники сцепятся друг с другом. А вот казахи все медлили, воздерживаясь от решительных действий.

— Чего мешкаете, скотоводы вонючие! — не выдержав, закричал Хохол, желая подлить масла в огонь и ускорить драку. — Если бы на меня вот так вот плюнули, да я бы душу из такого козла вытряс!

Казахи покосились в его сторону. Выкрик Мишки оскорбил их, но они предпочли не реагировать на провокацию.

— Ну чего канителитесь, паскуды?! — завопил задира, уязвленный тем, что степняки предпочитают не связываться, невзирая на численный перевес. — Вы что, постоять за себя не горазды, бесы вонючие?

Почувствовав, что запахло жареным, казахи вскочили из-за стола и… поспешили к выходу из кабака.

— Эй, а платить кто будет? — ринулся к ним наперерез официант, но те оттолкнули его в сторону и выбежали на улицу.

— Чтоб вы передохли, паскуды! — орал им вслед хозяин, потрясая над головой кулаками. — Пусть себе в убыток, но больше ни одного степняка в кабак не впущу!

— Не хнычь, дядя, — рассмеялся Пронька. — Я заплачу тебе за гребаных скотоводов.

— Да?! — хозяин кабака едва не онемел от щедрости незнакомых посетителей, но быстро справился с волнением и засуетился: — Сейчас еще пивка принесу, раков свеженьких…

Пиво он притащил хорошее. И задире тоже. У того словно язык отнялся: дрожа от предвкушения, он вцепился в кружку и на одном дыхании опустошил ее до дна. Скоро его отяжелевшая голова уткнулась лбом в поднос с раками.

— Слава богу, все обошлось, — вздыхал суетившийся рядом хозяин кабака. — Думал: все, разнесут мое заведение, и ремонту после не оберешься!

Пронька и Хохол щедро расплатились с хозяином за всех и не спеша направились к выходу. У двери Пронька остановился и, почувствовав на себе чей-то взгляд, обернулся.

За столиком в углу сидел человек. У Проньки даже похолодело внутри от плохого предчувствия. Закрыв за собой дверь, он остановился и прислушался. В темноте прозвучал только удаляющийся стук каблучков женских туфелек.

— Чего набычился? — удивился, глядя на него, Хохол. — Шухера нет, вокруг все чисто.

Приятели шли по ночному городу. Тишина. На улицах ни души. Не успели Пронька с Хохлом завернуть за угол, как вдруг…

— А ну стоять! — услышали они окрик из темноты и в недоумении остановились. — Поднимите руки вверх, товарищи, и не дергайтесь, иначе буду стрелять на поражение!

* * *

У воров должно быть крепкое сердце, быстрые ноги, сообразительная голова и достаточно хладнокровия. Зачастую выдают паника и несдержанность… Эту нехитрую философию Васька Носов постиг еще подростком, когда выживал в компании беспризорников, промышляющей мелкими кражами и грабежами.

Продолжил обучение он уже в лагерях, на лесоповалах. И никогда Васька не переставал лелеять свою мечту — стать богатым и жить в свое удовольствие. Даже в бараке, лежа на нарах, он старался заснуть позже всех, боясь проговориться во сне о том несметном кладе скопцов, который ждет его на воле.

Когда пахан лагеря Калмык предложил ему принять участие в побеге, Васька сразу же согласился. Конечно же он был наслышан о «консервах», когда матерые уголовники, готовясь к побегу, берут с собой кого-нибудь для пропитания, не брезгуя есть человечину, лишь бы пройти до конца полный опасностей и лишений путь. Но тяга Носова к свободе и сокровищам одержала верх.

Они ушли втроем, воспользовавшись ослабленной бдительностью охраны. На третьи сутки выбились из сил и сделали вынужденый привал.

Пахан Калмык и его шестерка Крендель крепко спали у костра, когда Васька принял правильное решение. Первым он завалил пахана, обрушив на его голову огромный камень. А вот с Кренделем пришлось повозиться: шестерка Калмыка оказался крепким парнем. Он мог бы прихлопнуть Ваську, как муху, если бы тот не успел связать руки спящего Кренделя веревкой и утихомирить его, засунув голову в костер.

А потом — долгий путь по тайге в одиночестве. Болотца, маленькие речушки, непроходимые дебри… — все преодолел Васька Носов. Питался он «консервами» из Калмыка и Кренделя, недооценивших его ум и изворотливость. Когда Носов вышел к большой реке и увидел баржу, он упал на землю и лишился сознания…