Крест

Женщина молча перевела взгляд на Андрея, и Матвей физически почувствовал каким тяжелым он стал для него. Андрей поежился и засуетился, нарочито громко тараторя.

— Ты это… давай к Степановне мотанись — выпить возьми, пожрать чё, сигарет там. Ну, давай, давай не томи! Шланги горят… Вон, и братан уже измаялся…

Он достал пятитысячную купюру, посмотрел на свет, еще раз понюхал и нехотя протянул ее женщине. Та молча взяла деньги, спрятала в рукав и, еще раз глянув Матвею в глаза, вышла.

Мужчины несколько секунд подавленно молчали, глядя ей вслед. Андрей покряхтел и немного виновато пояснил:

— Кхе… Слышь… Прибилась, вишь, прошлой зимой… выгнать жалко — думаю, пропадет совсем, нерусская она, понимаешь? По-нашему почти не говорит… что-то бормочет на своем иногда… а мне, — он тоскливо вздохнул, — опять же живая душа в доме…

Матвей сел на табурет, затолкал под него сумку и задумчиво, вспоминая глаза женщины, спросил:

— А ее что — правда Гюльчатай зовут?

Андрей немного нервно пожал плечами, глядя куда-то в сторону.

— Да хрен ее знает, как ее зовут, документов-то нет… это я ее так назвал — из фильма одного, ну помнишь? «Гюльчатай, открой личико!» Нравится мне этот фильм — вот и назвал… А ей пофиг — он на любое имя откликается…

Он вздохнул и махнул рукой.

— Ладно, давай я пока тебе комнату покажу.

Он прошел в комнату и, немного покопавшись, в полумраке щелкнул выключателем. Под низким потолком зажглась люстра, явно имевшая более славное прошлое — из трех плафонов, бездарно имитировавших дорогой хрусталь, светил только один, скудно освещая такую же убогую обстановку. Андрей широко развел руками.

— Ну вот, извиняй, корефан — наши апартаменты… чем богаты, как говорится, тем и рады… вот тут, — он махнул куда-то в угол, — комнатка есть с кроватью, здесь и заночуешь. Рукомойник вона, а удобства — во дворе…

Матвей с любопытством заглянул в комнату, мгновенно оценив конгруэнтное соответствие всей обстановке в доме — старость и забвение. Он оглядел старый диван, заправленный каким-то тряпьем, кровать в углу с грудой подушек, покосившийся двустворчатый шкаф и комод с туманным зеркалом, заставленный какими-то баночками и фотографиями в рамках.

Странно, но Матвей не испытывал чувства брезгливости, видя всю эту убогую и откровенно бедную обстановку. Может быть, испытания его изменили, а может, его не отторгало это все потому, что было как-то… по-русски, что ли? С детства знакомо. Так же жила его бабушка в деревне, только, может, почище было да образа в углу светились в свете лампадки. Так, наверное, и до сих пор живут в дальних российских деревнях бабушки и дедушки, забытые и брошенные убежавшим в светлое будущее человечеством.

Матвей загрустил, вспоминая свою бабу Тамару — мамину маму и свое детство в деревне, где он проводил почти все летние каникулы. Остались в прошлом и забылись смешные друзья, открытия и события, какими так полна детская жизнь, а вот теплая забота бабушки осталась в сердце.

Он вздохнул, возвращаясь в суровое настоящее и спросил у стоявшего посреди комнаты Андрея:

— Спасибо. Послушай… Андрей. Мне бы позвонить, а? У тебя телефон есть?

Андрей почесал основательно взлохмаченную шевелюру. Поджал губы.

— Телефон? Да где-то был… мне внук дарил, чтобы я с ним связывался… только там деньги кончились давно…

Матвей оживился — это был шанс, а связь сейчас ох, как была нужна. Ну а деньги… он секунду подумал.

— Да ладно, фигня вопрос! Я туда свою симку вставлю!

Андрей округлил глаза, удивленно и недоверчиво глядя на Матвея. Переспросил неуверенно:

— Чего вставишь?

Матвей так же удивленно на него посмотрел, пока до него не дошло, что Андрей может и не знать устройство телефона. Успокаивающе помахал рукой.

— Да не… неважно! Давай телефон, я так сделаю, что он будет звонить!

Андрей посмотрел на него оценивающе, но ничего не сказал. Подошел к шкафу и, открыв дверцу, почти целиком погрузился внутрь, что-то тихо ворча.

Матвей еще раз оглядел комнату и взгляд его зацепился за фотографию в рамке, стоящую на комоде. Он взял ее в руки и долго, непонимающе смотрел.

Фотография была старая, черно-белая и очень дрянного качества, снятая явно на любительский пленочный фотоаппарат. На фоне заснеженных вершин стояли несколько человек в военной полевой форме, того узнаваемого фасона, присущего Советской Армии. На головах мужчин и кепки, и панамы, но под не уставно распахнутыми кителями с рядами медалей — полоски тельняшек, даже в черно-белом варианте, доказывающие всем, что это ВДВ. Войска Д яди Васи, — мельком вспомнилась Матвею.

Мало кто знает, что легендарный генерал, поднявший престиж этого рода войск до недосягаемых вершин, во время войны руководил Особым лыжным полком моряков Балтийского флота! И именно из уважения к мужеству морских пехотинцев, уже став командующим ВДВ, Маргелов добился того, чтобы десантники получили право носить тельняшки. А, чтобы подчеркнуть принадлежность к небу, у десантников они стали голубого цвета.