Крест

Он задумался — как-то уж очень странно с этим крестиком получилось. Утром мама ни с того ни с сего настояла, чтобы он его надел, и Матвей пообещал это сделать позже, чтобы ее успокоить. А теперь, выходит, крестик все это время пролежал в кармане, спасая его?

Матвей много раз слышал истории о сверхъестественной силе защитных молитв матерей, спасавших своих детей в самых, казалось, страшных ситуациях. И верил в это. А вот теперь и с ним это произошло. Насколько он сам себя спасал, а насколько ему помогало мамино благословление и помощь Бога? Трепетное ощущение чуда, невероятное в данной ситуации, коснулось его израненной души, проникнув в самую глубокую ее часть.

И одновременно Матвея захлестнуло ощущение жизни — благодать! Он жив, полон сил и впереди его ждут хотя и трудные, но, надеялся он, интересные дела!

Андрей с любопытством заглянул ему через плечо, и Матвей нехотя пояснил, бережно пряча крестик в карман.

— Мамин подарок, — он вздохнул, вспоминая свое положение, — будешь тут верующим… пошли, что ли?

Он встал, взял сумку и с ожиданием посмотрел на Андрея. Тот суетливо вскочил, и они пошли по улице.

Смешной домовой в розовых женских тапках с помпонами и потрепанный и усталый Матвей со спортивной сумкой в руках — два апостола нового мира в ожидании своего мессии.

Глава 4

Жилище Андрея было ему под стать — кособокий домик под заваленной крышей. Основательно заросший палисадник прикрывал два окна, одно из которых было наглухо закрыто ставнями. Над дверью тускло светила слабенькая лампочка, освещая окружающее убожество. Андрей недолго повозился с защелкой на калитке, и они прошли небольшим захламленным двориком в дом.

Матвей, ступая за хозяином, деловито суетившимся впереди, изрядно приложился лбом о низкую притолоку. В глазах потемнело, он поморщился, пригнулся и, потирая лоб, вошел в дом.

Маленькая, с низким потолком, давно не беленная комнатка выполняла роль и кухни, и столовой. Покрытая сажей печка, с наваленной на ней горой немытой посуды, дымоходом отделяла эту кухоньку от другой неосвещенной комнаты. Все здесь было, с точки зрения рослого Матвея, маленькое, тесное и крайне неопрятное. Небольшой, прилепившийся к узкому окошку, стол был покрыт изрезанной клеенкой, на которой были изображены веселые гномы. На столе стояло множество разномастных стаканов и большой, неожиданно чистый, сияющий первозданной пластиковой белизной, электрический чайник. Над ним, прямо на электрическом проводе висела запыленная голая лампочка, отражавшаяся в мутноватом оконце, прикрытом ситцевой занавеской.

Андрей, такой же маленький и потрепанный, как его дом, чудесным образом вписался в окружающую обстановку. Здесь он был на своем месте — ловко скользнув мимо стоящего столбом Матвея, пододвинул табурет, стряхнул с него крошки и приглашающе похлопал по нему.

— Вот тута, мы и живем… а ты садись — в ногах правды нет, а я сейчас организую, чё нить.

Неожиданно, так, что почти уже усевшийся на табурет, Матвей вздрогнул, крикнул в темную комнату:

— Гюльчатай! Мать твою, выходи давай — гость у нас!

Матвей с внутренним недоумением проследил за ожидающим взглядом Андрея. Ничего не происходило. Андрей повторил, значительно громче — в его голосе прорезались нотки раздражения.

— Давай быстрей, старая карга! Деньги есть!

В темной комнате раздалось покряхтывание и под жалобный скрип половиц в проеме возникла женская фигура, до шеи закутанная в темные одежды. У Матвея в очередной раз отвисла челюсть — волшебные явления продолжались. Если Андрей всем своим видом напоминал домового, как его рисуют в мультфильмах, то появившаяся женщина выглядела точно так, как должна была выглядеть всякая уважающая себя ведьма.

Первое, что бросилось Матвею в глаза, это был огромный нос. Нависая монументальной скалой, покрытый неровной сеткой прожилок, он стремился соединиться с таким же острым подбородком, на котором редкими кустами торчала щетина. Проваленный рот с морщинистыми губами был сурово сжат. Темное, явно не европейское лицо, было сплошь изрезано глубокими бороздами морщин — следами долгих лет лишений и несчастий. Из-под темного платка, плотно завязанного под подбородком, торчали пряди седых волос. Опиралась она, заканчивая киношный образ, на деревянную, до блеска зашарканную клюку.

Матвей посмотрел ей в глаза и затаил дыхание.

Нет, это не были глаза киношной ведьмы, это были глаза много повидавшего человека, прошедшего через такие муки, которые нормальный человек вряд ли выдержит. И не было в них ни капли злобы, а только глубокая мудрость и кротость человека познавшего тщетность человеческого существования. Она смотрела спокойно и понимающе, и было в них столько простой человеческой красоты, что сердце Матвея сжалось от тоски.

Внешность человека ничто, когда в нем присутствует душа. А здесь была душа — огромная и теплая. И сочувствующая.

Матвей медленно встал. Не отводя глаз, слегка наклонил голову и с почтением произнес.

— Здравствуйте, матушка…

Андрей недоуменно посмотрел на него, затем перевел глаза на женщину и неуверенно пробормотал:

— Это… слышь…