Крест

Он сочувственно усмехнулся, понимая состояние тракториста, наслаждавшегося прекрасной, неспешной дорогой и вдруг увидевшего бомжа, бегущего с сумкой наперерез. Н-да, его сегодняшний вид может напугать кого угодно… тем более под воздействием каннабиса.

Ну что же, подумал Матвей со вздохом, с попутным транспортом не задалось — пойдем пешочком. Он еще раз оглянулся вокруг, но благостное ощущение бесследно улетучилось. Подобрал кусок гирлянды и зашагал в ту сторону, куда уехал трактор.

Глава 2

Изрядно пропетляв, дорога привела его на чудесный взгорок, с которого открывался великолепный вид — внизу, насколько хватало глаз, расстилалось зеленое море леса. Блестевшая на солнце лента неширокой реки, сабельным ударом отделяла равнину от холмистой, заросшей сосняком бесконечности. И там, где река дугой врезалась в бор, на ее пологом берегу лениво развалилась небольшая деревушка. Солнце уже клонилось к закату, успев в своем пути высушить все, чего касались его лучи, и воздух был пропитан запахом по-летнему разогретой земли, полевых цветов, пыли и прошлогоднего тлена.

Окружающий мир был пронизан невероятной, волнующей гармоничностью, в которой все находилось на своих, богом предназначенных, местах. И селение в десяток дворов, и лес, и дорога, переходящая в единственную улицу этой деревушки, и далекие пушистые облака.

Матвей сел на обочину и, зажав в зубах сорванную травинку, стал любоваться идиллической картиной, попутно размышляя о том, какие, в сущности, простые, подарки делает нам жизнь.

Красота во всем — в природе, в женщине, в ребенке. Красотой пронизано все то, что человек делает с душой и все то, что происходит помимо желания человека. Ведь даже в стихийном бедствии можно найти свою прелесть. Вы никогда не любовались пугающей эстетикой грозовой тучи? Или морем во время шторма?

И даже в военной технике, предназначенной забирать жизнь, есть своя красота и гармония.

Только мы не видим этого, погруженные в себя, в свои, кажущимися такими важными, хлопоты. А вот когда жизнь вырывает нас из потока рутины, окунает в череду неприятностей, только тогда мы начинаем видеть окружающий мир, вроде бы прекрасный и большой… но, вздохнул Матвей, — мы опять его игнорируем, потому что выживаем.

Его бесплодные рассуждения остановил холодный порыв ветра. Он встал, закинул сумку на плечо и двинулся в деревню, где возле одного из домов приметил встреченный им трактор.

Утоптанная грунтовка постепенно переродилась в ровную, посыпанную гравием улицу между домами. Это Матвею очень понравилось — окружающий порядок и аккуратность гармонировали с общей картиной, которую он видел сверху.

Ровная, словно нарисованная линейкой улица разделяла ряд обычных деревенских домов, хотя и очень ухоженных, но… Матвей изумленно поморгал — разрисованных точно такими же орнаментами как на тракторе. И еще одну странность он увидел — у домов не было заборов. Просто стояли здания, ничем, кроме ровного травяного ковра и редких, каких-то ненастоящих кустов, не отделенные друг от друга. Что очень странно для русского человека, старающегося по любому поводу поставить забор. А это все было как-то, он на секунду задумался, и услужливая память тотчас подсунула подходящую картинку — по-американски!

Именно так — образ североамериканской глубинки, по крайней мере так, как ее показывали в американских же фильмах, полностью сложился в голове Матвея.

Все это было и само по себе крайне необычно, но нанесенный на все поверхности орнамент вводил его в какой-то уж совсем сюрреальный ступор.

Кроме всего прочего его поражало полное безлюдье вокруг. Весь окружающий его пейзаж, включая лес и небо с облаками, было словно нарисовано на большом холсте, создавая ощущение нереальности — словно кто-то построил декорации для съемок фильма и, закончив свои дела, бросил их за ненадобностью.

Матвей застыл, сраженный такой простой мыслью. Он еще раз внимательно присмотрелся к домам. Не поверив своим глазам, быстрым шагом пошел к одному из них. И, чем ближе подходил, тем явственней становилась его догадка — у каждого из домов на этой стороне улицы, а с этого ракурса он видел это совершенно четко, было только три стены. Он потрогал разукрашенную фанерную преграду и пораженно покачал головой — вся улица, а может, и вся эта лубочная деревня, состояла только из декораций.

Но трактор — он-то ведь был настоящий! И приехал именно сюда! Матвей и сейчас видел его недалеко от того места, где стоял — тот припарковался аккурат поперек киношной дороги.

Немного поколебавшись, он двинулся в ту сторону, надеясь, что нервный водитель все же объяснит ему всю увиденную им несуразность.

Сделав с десяток шагов, он остановился, прислушиваясь — то, что ему сначала показалось шумом ветра, с каждым шагом приобретало все более оформленный образ. Точно! Это было пение — что-то заунывное и опять же до боли знакомое. Из-за расстояния Матвей не мог идентифицировать песню и это его все больше и больше раздражало, впрочем, как и все происходящее вокруг.