Крест

— Понимаете… Я ведь до сегодняшнего дня и сам не знал, что у меня есть родственники… — не в силах больше сидеть он встал и продолжил, расхаживая перед людьми и выкладываясь в этой нежданной исповеди, — это просто… сумасшествие какое-то… мне тридцать восемь лет, и я всю жизнь думал, что у отца нет близких родственников. Он отказывался обсуждать о своей юности… и все его рассказы о прошлом, начинались с момента, когда он приехал в город и поступил в училище… и я и, наверное, мама думали, что он сирота…

Он остановился и поднял глаза на зачарованно слушающих его людей. Даже шебуршащий до этого своими пакетами Семен притих, внимательно его слушая. После недолгой паузы Матвей продолжил и ходить, и говорить.

— Вы не думайте — у него в паспорте, в графе — место рождения стоит именно ваша деревня… я же не совсем дурак и выдавать себя за другого человека, мне, поверьте, вообще нет интереса. Обстоятельства так сложились, что Бог привел меня сюда… а зачем — только ему ведомо… — он наконец остановился перед притихшими людьми, склонил голову, — я действительно — Матвей Леонидович Подгорный, сын Леонида Подгорного и внук Алексея Подгорного… а вот что с этим делать — я не знаю, люди добрые…

Неожиданно раздались слабые всхлипывания. Матвей поднял глаза и с изумлением увидел, как несколько женщин утирают уголками платков мокрые глаза, а мужчины смущенно мнутся, не глядя на него. Их бравая предводительница, потеряв вмиг весь свой боевой запал, смущенно прокашлялась, глядя на Матвея повлажневшими глазами.

— Ладно! Сопли распустили! — нарочито грубо начала она, оглядывая всех. — Ну что же — бывает… нашелся родственник… кто нибудь остался, кроме Потапыча в деревне из его рода?

Из толпы выглянула пожилая женщина, поправила цветной платок и подслеповато прищурилась на Матвея.

— В прошлом годе умерла Анфиса — сестра Ляксея Потапыча, а у ей только дочь была. Однако она на севере где-то живет… А у Потапыча только и был один сын — Лёнька…

Анастасия вздохнула и подошла к Матвею вплотную. Помолчала и, глядя в его глаза, твердо сказала, будто ставя жирную точку.

— Ну что же — по всему выходит, ты действительно наш Подгорный… тогда — живи, имеешь право…

И тотчас, словно лопнула сдерживающая всех пружина, Матвея обступили, радостно и дружелюбно хлопая его по спине, представляясь и рассказывая свою родственную принадлежность, люди. Хотя правильнее было сказать — родственники. Потому что здесь, в этой маленькой деревне, как оказалось, пришлых людей и нет… только свои. Поднялся шум, и среди этой круговерти, радостно принимая часть Матвеевой славы на себя, метался Семен.

— Вот, а я что говорил??! А вы — бродяга, жулик! А оно, вишь как получилось… ну, — крикнул он так, что все одновременно замолчали, — тогда это нужно отметить???

Упиваясь всеобщим вниманием, он метнулся к столу, торжественно вытащил из пакета и поднял над головой большую бутыль с мутной жидкостью.

— Вот, как раз приготовил… как слеза! — и отчаянно грохнул ею по столу. — Ну? Чего стоите??! Кажиный день че ли родственники объявляются? Давай закусь готовь, народ!

А Матвей стоял, потерянно улыбаясь и все пытался разглядеть поверх голов куда-то исчезнувшую Анастасию.

Глава 10

Вечеринка по поводу обретения нового родственника явно удалась. Дирижировал праздником неугомонный Семен — необычайно оживленный, он быстро раздал задания всем присутствующим и тут же, словно по мановению волшебной палочки, организовался не особо изысканный, но хлебосольный стол. К двум большим бутылям, как впоследствии оказалось — с самогонкой, добавились несколько крайне запыленных трехлитровых банок с солеными огурцами и помидорами, добытых, к величайшему изумлению Матвея из находящегося тут же подпола. Он посмотрел на сиротливо лежащие на краю стола конфетки и внутренне усмехнулся — так и голодал бы, дурень, не догадываясь о запасах еды под ногами.

Все это добавилось к разложенным на столе вареной картошке, основательному куску сала и двум большим, изумительно пахнувшим караваям деревенского хлеба. Матвею сразу же вручили большой ломоть со здоровенным куском грудинки, и он сидел на маленькой скамеечке у разогретой печки, блаженно его пережевывал и умильно наблюдал за происходящим. Ему нравилось его пассивное состояние, ему нравилось, что наконец хоть кто-то проявляет заботу о нем, позволив вот так тихо и спокойно сидеть в углу, ни о чем не беспокоясь. Иногда он ловил на себе косые, оценивающие взгляды вновь приобретенных родственников, но это не волновало его — во всем этом не было злобы, а была только лишь забота о его состоянии.

Единственное, что несколько огорчало его благостное настроение — отсутствие Анастасии среди многочисленных гостей. Он пытался несколько раз поймать мечущегося Семена, чтобы расспросить его о ней, но тот только отмахивался и вновь уносился в набитую битком комнату.