Крест и полумесяц

— Зачем мне обманывать тебя, Микаэль эль-Хаким? Верить мне или нет — дело твое, но я прямо скажу тебе: то, что нам удалось найти эти кости, поразило меня самого до глубины души. Разумеется, я собирался всех немного обмануть! Ты же прекрасно все понимаешь, не мне тебя учить! Потому-то я и поручил это важное дело легковерному Ташкуну, надеясь без труда управлять его поступками. В самый подходящий момент, за день-два до начала похода, я должен был указать почтенному мудрецу, где искать останки с явными признаками святости, каковые с помощью моих верных дервишей упрятал в одном не слишком отдаленном месте, где они, наверное, до сих пор и лежат. Так что можешь себе представить, как я был изумлен и по-настоящему потрясен, когда выяснилось, что благочестивый Ташкун и в самом деле нашел могилу Абу Ханифа. Я опять поверил в свою счастливую звезду, Микаэль. Раз произошло такое, счастье не покинет меня!

Однако в серале я уже привык не верить никому и ничему и это недоверие отравило мою душу, а потому слова Ибрагима меня не убедили.

Чудесное обретение священных останков Абу Ханифа заставило великого визиря позабыть обо всех своих горестях и печалях, которые еще недавно камнем лежали у него на сердце. Последние зимние дни в Багдаде прошли весело — устраивались пышные торжества по случаю бывших и в ознаменование будущих побед, а злобные сплетни о великом визире понемногу утихли. С приближением весны Ибрагим все больше успокаивался, и уверенность в себе опять вернулась к нему. Ничто теперь не казалось ему невозможным, он снова купался в лучах славы, и власть его была безграничной.

Весь свет с завистью следил за его триумфами. Напрасно шах Тахмасп просил о мире. Великий визирь отправил в Венецию и Вену гонцов с вестью о взятии Багдада, а из Франции от короля Франциска уже спешили к Ибрагиму высокородные посланники, дабы поздравить сераскера с блистательной победой.

Уныние великого визиря сменилось пылким восторгом. Ибрагим понимал, что сейчас он — в зените своей славы, но все же сумел сохранить ясность ума и суждений и даже присущую ему обычную холодную осторожность.

За день до моего отъезда из прекрасного Багдада Ибрагим позвал меня к себе и, давая последние приказы и напутствия, проговорил:

— Я сыт по горло предательством и неповиновением и никого больше не собираюсь прощать. Поезжай к Хайр-эд-Дину, в Тунис. Ты ответишь головой, если он поддастся на уговоры сераля или императора, позабыв, чем обязан мне. Помни, Микаэль: ты собственной головой отвечаешь за преданность Хайр-эд-Дина и обеспечиваешь мне таким образом его поддержку. Я назначил его бейлербеем Африки не для того, чтобы он расширял там свои владения и укреплял свою власть. В награду за преданность он получил Тунис и теперь обязан начать войну на море с императором и Андреа Дориа, чтобы я мог спокойно воевать в Персии, не думая о возможной опасности с тыла. Разъясни ему это поубедительнее. Если же он попытается отсидеться в Тунисе, то лишится бунчуков куда быстрее, чем их получил.

Чтобы подчеркнуть свое особое ко мне доверие и расположение, великий визирь велел на прощание передать мне такие богатые дары, о каких я не смел и мечтать. И тогда я прикинул, сколько же заплатили великому визирю багдадские купцы за его покровительство. И еще я понял, что меня ждет сказочное будущее, если, разумеется, счастье не отвернется от Ибрагима, а я не подведу его и окажусь достойным слугой великого визиря.

Вернувшись домой, я застал Джулию в страшном волнении. Увидев меня, она сразу же набросилась на меня с упреками:

— Весь сераль возмущен позорным убийством казначея Искандера. У великого визиря Ибрагима не осталось в серале ни одного друга или защитника, ибо ужасная судьба благочестивого Искандера окончательно убедила всех в том, что ни знатность, ни богатство, ни огромные заслуги перед султаном, ни годы преданной службы господину нашему и повелителю — ничто не может спасти человека от ненависти и злобы этого кровожадного безумца Ибрагима.

Примерно в том же духе Джулия еще долго ругала меня за всевозможные прегрешения великого визиря, но я не обращал внимания на ее слова, ибо все еще пребывал под впечатлением великолепия Багдада и ни минуты не сомневался в том, что счастливая звезда великого визиря Ибрагима озаряет его путь с небесных высот.

Как-то вскоре после моего возвращения домой меня неожиданно навестил один богатый еврей, торговец драгоценностями; он передал мне роскошные подарки и наилучшие пожелания здоровья и благополучия от Аарона из Вены. После долгого обмена любезностями гость мой решился наконец рассказать о цели своего визита.