Крест и свастика. Нацистская Германия и Православная Церковь

Весной 1944 г. германские ведомства пошли на дальнейшие уступки. 24 мая государственный советник Нейгауз из ведомства шефа полиции безопасности и СД сообщил Гауггу, что принято решение допустить 15 православных священников к духовному попечению о восточных рабочих [627]. 1 июня 1944 г. РСХА выпустило первый специальный указ о «Духовном окормлении восточных рабочих, находящихся в пределах Рейха», отменявший все прежние распоряжения. Этот указ был разработан по соглашению с начальником Партийной канцелярии, генеральным уполномоченным по использованию рабочей силы, Германским рабочим фронтом, РМО и Министерством пропаганды. 15 священникам разрешалось окормлять восточных рабочих, и с началом их использования прекращалась деятельность мирян-проповедников. Каждому священнику выделялся определенный район, который охватывал огромную территорию — как правило, 3 округа, но иногда даже 7.

Указ содержал множество всевозможных стеснений и ограничений: «Священники начинают свою деятельность только по настоятельному требованию остарбайтеров. Маршрут их передвижения требует в каждом случае предварительного утверждения компетентным органом государственной полиции… любое появление священников в лагере без особого запроса, как и всякая пропаганда конфессиональных актов, не разрешается… Церковные службы должны проводиться только в форме специальных богослужений, в подходящем помещении, по возможности в отдалении от лагеря. Если имеется православная церковь, они могут происходить в ней, однако в таких службах не разрешается принимать участие эмигрантам, и наоборот — восточным рабочим запрещено участие в богослужениях эмигрантов» [628].

Сделанная уступка расценивалась как временная. Причем враждебность Партийной канцелярии, Восточного министерства и РСХА к карловчанам стала причиной того, что для окормления восточных рабочих планировали использовать лишь священников-беженцев с Востока. В указе специально подчеркивалось: «Подчинение отдельных священников юрисдикции одного православного епископа или митрополита не произойдет, т. к. их пребывание и деятельность в Германии ограничены по времени. Напротив, священники в административном отношении полностью самостоятельны и занимаются своей деятельностью исключительно по соглашению с компетентными органами государственной полиции и Германским рабочим фронтом». Религиозное обслуживание остарбайтеров других конфессий или сектантов вообще признавалось по соображениям полицейской безопасности недопустимым [629].

Еще больше ограничений содержалось в обширных дополнительных предписаниях к указу от 1 июня 1944 г. В них откровенно говорилось, что конфессиональная опека должна охватить только незначительную часть восточных рабочих. Следствием стремления нацистского руководства к повсеместному вытеснению христианства был следующий пункт предписаний: «Необходимо избегать того, чтобы деятельность священников: 1) вела к катехизации нецерковной массы восточных рабочих, в чем немецкая сторона по причинам безопасности не заинтересована; 2) имела следствием образование церковных групп в лагере». Венчания допускались только после того, как заключение брака регистрировалось государственными органами. РСХА рекомендовало также одновременно с богослужениями проводить какие-нибудь развлекательные мероприятия, посещение кино и т. п.: «Этим будет гарантирована полная свобода выбора восточных рабочих в пользу того или иного мероприятия». Не разрешалось духовное окормление восточных рабочих представителями Католической или Евангелической Церкви. А всякое объединение 15 разрешенных православных священников друг с другом или их подчинение общему центральному руководству признавалось недопустимым, так же как и использование других представителей духовенства [630].

Применение указа на практике затянулось. Только в начале сентября соответствующие распоряжения издали органы государственной полиции в округах, а в целом указ РСХА вошел в силу с 1 октября 1944 г. [631]. Но реальная действительность оказалась сильнее нацистских директив. На практике, вероятно, все из 15 официально допущенных в лагеря священников были связаны с митрополитом Серафимом. В докладе на епархиальном собрании 1946 г. он отметил: «В конце концов, после долгих хлопот, хождений и переговоров, мне было дано разрешение на назначение 15-ти разъездных священников для обслуживания лагерей» [632]. Об этом говорилось и в воспоминаниях очевидцев, например, протоиерея В. Салтовца от 5 октября 1950 г.: «Рискуя собственным положением и даже своей свободой и, может быть, и жизнью, владыка Серафим не успокоился до тех пор, пока не добился разрешения для подведомственного ему духовенства посещать многочисленные „остовские“ лагеря и духовно окормлять находившихся в них православных русских людей» [633].