Крест Христов

Поспешим исповедать тайну Слова, которая долженствует обезоружить гонителей Его и которая возвращает Его душам, готовым принять Его. Слово Божие не связывается смертью. Как устное слово человеческое не совсем умирает в ту минуту, когда перестает звук его, но еще принимает тогда новую силу и, пройдя через чувство, вселяется в умах и сердцах слышавших: так Ипостасное Слово Божие, Сын Божий, в Своем спасительном вочеловечении, умирая плотию, в то же время наполняет все (Еф. 4, 10) Своим духом и силою. Посему-то, когда Иисус Христос изнемогает и умолкает на кресте, тогда и небо и земля дают Ему глас свой, и умершие проповедуют воскресение Распятого, и сами камни вопиют о Нем. И померкло солнце, и завеса в храме раздралась (Лк. 23, 45), и земля потряслась; и камни расселись; и многие тела усопших святых воскресли (Мф. 27, 51–52).

Христиане! Воплощенное Слово умолкает только для того, чтобы сильнее и действеннее глаголать к нам; скрывается для того, чтобы внутреннее вселиться в нас (Ин. 1, 14); умирает, чтобы даровать нам Свое наследие. Будучи собраны Церковью беседовать с умершим Иисусом, слышите живое слово (Евр. 4, 12) Умершего; слышите данное от Него вам завещание: Я завещаваю вам, как завещал Мне Отец Мой, Царство (Лк. 22, 29).

Но, чтобы неблаговременные мечтания о величии этого наследия не уклонили взоров наших от предписанного пред нами в эти великие дни Распятого Иисуса, приметим тщательнее, христиане, что первые наследники Его не обрели по Его кончине иного сокровища, кроме древа креста, на котором Он пострадал и умер, и сей только крест, в подражательных образах, преподали всем желающим участвовать в наследии царствия. Что это значит? То, что, как Христу надлежало пострадать, дабы потом войти в славу (Лк. 24, 26), которую имел Он у Отца, так христианину многими скорбями надлежит войти в Царствие Божие (Деян. 14, 22), которое завещал ему Христос; что как крест Христов есть дверь царствия для всех, так крест христиан есть ключ царствия для каждого сына царствия. Вот сокращение великого слова крестного (1 Кор. 1, 18), столь необъятного уму, столь удобоприятного вере, столь сильного Богом. Принесем оное, как каплю мира, ко гробу Слова Животворящего.

Прежде, нежели вочеловечившийся Сын Божий восприял и понес крест Свой, сей крест принадлежал людям. В начале своем он был сделан из древа познания добра и зла. Первый человек думал испытать только плод его; но едва прикоснулся, как вся тяжесть запрещенного древа, со всеми ветвями его и отраслями, обрушилась на хребет нарушителя Господней заповеди. Тьма, скорбь, ужас, труды, болезни, смерть, нищета, уничижение, вражда всей природы, – словом, все разрушительные силы, как бы исторгшись из рокового древа, ополчились на него: и низринулся бы сын гнева навеки во ад, если бы Милосердие, по предвечному совету, не простерло к нему руки своей и не удержало его в падении. Сын Божий перенес на Себя бремя, «подавляющее человека»; усвоил себе крест его и предоставил ему только придержаться сего креста, без сомнения, не для того, чтобы он помогал Всемогущему в отношении бремени, но дабы сам, и с малым оставшимся ему крестом собственным, носим был силою креста великого, подобно как ладья влечется движением корабля. Так крест гнева преображается в крест любви; крест, заграждавший рай, становится лестницей к небесам; крест, рожденный от страшного древа познания добра и зла, через орошение Божественной кровью, перерождается в древо жизни. Сын Божий приемлет естество наше, и совершает через страдания в Себе вождя спасения нашего; искушен во всем, и может и искушаемым помочь; шествует со крестом, и приводит в славу своих последователей (Евр. 2, 10, 18; 4, 15).

Кто взвесит всемирный сей крест, понесенный Начальником нашего спасения? Кто измерит его тяжесть? Кто исчислит разнообразное множество крестов, из которых он, как из капель море, составляется? Не от Иерусалима только до Голгофы несен крест сей, с помощью Симона Киринеянина. Несен он и от Гефсимании до Иерусалима, и до Гефсимании от самого Вифлеема. Вся жизнь Иисуса был единый крест; и никто не прикасался к бремени его, разве для отягчения его: топтал точило ярости Божией один, и из народов никого не было с Ним (Ис. 63, 3).

Божественное соединяется с человечеством, вечное со временным, всесовершенное с ограниченным, несозданное с своим созданием, самосущее с ничтожным: какой необозримый и непостижимый крест из этого уже слагается!