Крест Христов

Правда, христиане! День вражды и ужаса день сей, день гнева и мщения. Но если так, то что с нами будет, когда и земля не тверда под нами и небо над нами неспокойно? Куда убежать с колеблющейся земли? Куда уклониться из-под грозящего неба? Взирайте прилежнее на Голгофу: и там, где видится средоточие всех бед, вы откроете убежище. Тогда, как потряслась и всколебалась земля, дрогнули и подвиглись основания гор, ибо разгневался Бог (Пс. 17, 8), не видите ли, как непоколебимо там стоит неукорененное древо Креста? Тогда, как и мертвые не почивают в гробах своих, не видите ли, как мирно почиет Распятый на кресте Своем, сколько ни старались Его снять самою славою Спасителя: других спасал, а Себя Самого не может спасти; самым достоинством Сына Божия: если он Царь Израилев, пусть сойдет с креста; самым благом веры в Него: пусть теперь сойдет с креста, и уверуем в Него? Итак, утвердим в сердцах наших эту странную и страшную для мира, но радостную для верующих истину: что во всем мире нет ничего тверже Креста и безопаснее Распятого. Ужасы от Голгофы для того и рассеяны по всему миру, чтобы мы, не видя нигде безопасности, бежали прямо на Голгофу, и повергались у ног, и скрывались в язвах и погружались в страданиях Распятого Спасителя. О солнце! Для чего бы тебе закрывать от Него лице свое в полдень, когда великое дело тьмы еще при твоем свете достигло уже своей полуночи, и когда очи Всевидящаго, в десять тысяч крат светлее света твоего, и во тьме столь же ясно видят позор Богоубийства? Так! В твоем негодовании запечатлено было наше вразумление; ты поспешало совершить видимый день вражды и гнева, дабы препроводить нас к созерцаемому дню любви и милосердия, освещаемому незаходимым светом трисолнечного Божества.

Христианин! Пусть тьма покрывает землю! Пусть мрак – народы! Восстань от страха и недоумений! Светись верой и надеждой! Сквозь тьму прийдет свет твой (Ис. 60, 1–2). Пройди путем, который открывает тебе раздирающаяся завеса таинств; войди во внутреннее Святилище страданий Иисусовых, оставив за собой внешний двор, отданный народам на попрание. Что там? Ничего, кроме святой и блаженной любви Отца и Сына и Святого Духа к грешному и окаянному роду человеческому.

Любовь Отца – распинающая.

Любовь Сына – распинаемая.

Любовь Духа – торжествующая силою крестною.

Так возлюбил Бог мир!

О сей-то любви, христиане, да будет позволено ненадолго замолчать пред вами, поскольку сказать о ней даже и не возможно, так что само Слово Божие, чтобы совершенно изобразить её, умолкло на кресте. Сие же Слово и сия любовь да дарует нам и молчать, и внимать молчанию, подобно как дети одной матери её сердцем и её словами взаимно молчат и разумеют молчание.

Итак, кто распинает Сына Божия? Воины? Они почти столь же страдательные орудия, как крест и гвозди. Пилат? Он, кажется, истощил все усилия в защите Праведника и торжественно изъявил свое несогласие на пролитие крови Его: взял воды и умыл руки перед народом, и сказал: невиновен я в крови Праведника Сего (Мф. 27, 24). Народ? Как мог он искать смерти Того, Которого старался воцарить? Первосвященники? Старейшины? Фарисеи? Они признаются, что не имеют власти ни над чьей жизнью: нам не позволено предавать смерти никого (Ин. 18, 31). Предатель? Он уже свидетельствовал в храме, что предал кровь невинную (Мф. 27, 4). Князь тьмы? Он не мог коснуться и жизни Иова, ныне же сам осуждается и изгоняется. Но кто лучше, чем Распятый, может знать распинателей? И что же глаголет Он? Не ведают, что творят (Лк. 23, 34). Коснулся было истинной причины дела сего Каиафа, сказав, что лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб: однако и сказал не от себя, но, будучи на тот год первосвященником (Ин. 11, 50–51); он прозвучал, как кимвал, в которым в тот день надлежало благовестить для церкви, но и сам же не уразумел своего благовестия. Таким образом, то, чего не хотели, не могли, не знали, пред целым светом совершилось теми самыми, которые не хотели, не могли, не знали.

Впрочем, сие не значит того, чтоб и не было виновных в убиении Невинного! Нет! Кто не мог, если бы только захотел, уразуметь то, что уразумел и проповедал отчаявшийся даже Иуда? Но если бы познали, то не распяли бы Господа славы (1 Кор. 2, 8).