– Я, конечно, всегда рада тебе, но ко мне сейчас должны прийти… на консультацию, довольно сложный случай…
– Конечно, Кира Яковлевна! Спасибо вам! – Полина направилась к выходу.
По дороге домой она перебирала в уме все, что ей удалось сегодня узнать.
Сергей Серегин не был ее отцом. Ее отцом был художник Аркадий Глебович Летунов. Конечно, это очень важно, но не имеет прямого отношения к ее сегодняшним проблемам. Сейчас ей гораздо важнее понять, кем в действительности являлся ее покойный муж. Человек, которого она по привычке называла Ильей, но которого в действительности совершенно не знала.
Кем он был? Что делал до того, как появился в Петербурге, до того, как вошел в ее жизнь?
Один кусок его биографии ей удалось раскопать: фиктивная женитьба на Глафире Савеловой, жизнь в Мезенске. А что он делал до того? Где жил? Чем занимался? Все его прошлое состояло из одних вопросов, из одних белых пятен.
И еще одно, может быть, самое важное: что он хотел сообщить ей, оставив у Ивана мешочек с набором странных, бесполезных на первый взгляд вещиц?
В действительности предметы оказались вовсе не бесполезными, один из них помог ей разговорить Глафиру, другие привели в банк, а потом в мастерскую Летунова, где Полина сделала такое важное для себя открытие… Но если муж направлял ее поиски, значит, сам уже знал тайну ее происхождения?
Но откуда? Какое отношение он имел ко всей этой истории? И куда должны ее привести дальнейшие поиски?
Пока вопросов было гораздо больше, чем ответов.
Полина вспомнила разговор с Кирой Яковлевной. Под конец ей показалось, что та чего-то недоговаривает. Она и выпроводила ее из дома, чтобы прекратить разговор, который мог навести на какую-то опасную тему…
За размышлениями Полина чуть не проехала свой дом.
– Стой, стой! – закричала она водителю маршрутки в последний момент.
Тот затормозил, но недовольно проворчал:
– Заранее говорить нужно!
Глафира, в просторном халате в крупный розовый цветочек, пила на кухне чай. На столе стояли банка абрикосового конфитюра, печенье, колбаса и сыр.
– Привет! – Она обрадовалась Полине, как старой знакомой. – Тебе чаю налить?
– Мне бы чего покушать, – вздохнула Полина.
– Уж это точно! – согласилась Глафира и тут же выдала известную фразу: – Чай не водка, много не выпьешь!
Она обтерла пот с малиновой физиономии кухонным полотенцем, из чего Полина сделала вывод, что сама Глафира так не считает и что пол-литровая кружка с чаем, стоящая перед ней, далеко не первая.
– Однако, подруга, чем богаты, тем и рады! – Глафира кивнула на стол. – Отчего холодильник у тебя новый, большой, красивый, а пустой? В такой-то агрегат ужас сколько продуктов уместить можно!
– Зачем мне одной-то… – вздохнула Полина.
– Ну-ну… – По интонации было ясно, что с таким утверждением Глафира не согласна.
Она отрезала большой ломоть хлеба, огорченно поцокала языком, мол, жаль, масла нет, и аккуратно устелила хлеб кусочками сыра и колбасы.
«Еще бы варенья сверху положила!» – раздраженно подумала Полина.
Глафира усовестилась и разрезала бутерброд пополам.
– Мне ехать скоро, – заговорила она, жуя, – и вот знаешь, я ночь не спала, все думала…
Полина едва не подавилась чаем – это Глафира-то ночь не спала? Да от ее храпа стены дрожали!
– Ты вот давеча спрашивала, не осталось ли после Николая каких-нибудь бумаг? – продолжала Глафира раздумчиво. – Так вот, я тебе покажу одну вещь…
Она обтерла руки о халат и кинулась в комнату. А вернувшись, вручила Полине фотографию.
Обычный черно-белый снимок. Старый, пожелтевший и стершийся по углам. Трое молодых парней стояли, обнявшись, на фоне подбитого танка. Полина вгляделась и не поверила своим глазам. На нее смотрел улыбающийся Илья – совсем молодой, вихрастый, с широкой жизнерадостной улыбкой. Рядом с ним… да ведь это Иван – тот самый сторож из Приветнинского, тоже молодой и даже красивый. Вот уж не подумала бы никогда, что жизнь может так обломать человека… Третьего Полина не знала. Парни были в лихо заломленных десантных беретах, за ними виднелся край глинобитного дома, сзади расстилалась пустыня – серая, пыльная, недобрая. А вдалеке – горы…