Следующая комната была… Не знаю я, как это правильно называется… в общем, мастерская, в которой художники работают. Подставка для картин, чехлом небрежно накрытая, рядом на табуретке полдюжины кистей разных, доска овальная, вся засохшей краской измазана, баночки в три ряда. Вдоль стены – рулоны.
Я чехол приподнял… забавно… думал, будет чего-то яркое, разноцветное – такая ведь уйма красок под боком. А оказалось, – только черные штрихи на белой бумаге. Портрет чей-то неоконченный… я даже не понял сначала, парень это или девушка, потом сообразил, что все-таки паренек, просто юный еще совсем, моложе меня, ну и лицо красивое, тонкое. Даже не паренек, мальчишка, только взгляд у него не по-детски серьезный.
Стаська тихонько подошла, стала рядом, прижалась щекой к плечу.
– Как думаешь, – вздыхает, – где он сейчас?
– Где-то… а может, – стукнуло мне чего-то в голову, – это вообще не живой человек, а выдумка. Абстракция. Принц из сказки. Вон, посмотри – на заднем плане море с парусником, а ведь тут до ближайшего моря…
– Нет. Он настоящий.
Мне на какой-то миг даже обидно стало. Потом опомнился – к кому ревновать? Портрету неоконченному? Нескольким штрихам черным по белому? Бред.
Накинул чехол обратно.
– Ну что, – говорю, – продолжим экскурсию? – Дальше кухня была. Аккуратная такая, чистенькая, на стене напротив плиты – натюрморт фруктово-овощной: яблоки, груши, бананы, на флангах картошка тихонько пристроилась, в центре кокос возвышается, а за ним, в резерве, еще чего-то большое и оранжевое маячит… И прорисовано это все так натурально и, главное, аппетитно, что у меня сразу рот слюной наполнился. Ну и мысли соответствующие: за соседним забором вроде бы теплицы какие-то виднелись, а кусты во дворе, справа – как бы не малинник…
А вот аристократочка моя на произведение искусства внимания почти не обратила, зато живо заинтересовалась посудиной какой-то непонятной, на подставке. Крышку приподняла, принюхалась…
– Невероятно, – улыбается радостно, – Эрик, ты не поверишь, но в этой турке – натуральный бразильский кофе.
– Точно. Не поверю.
Натуральный кофе, не эрзац, я и пробовал-то несколько раз в жизни. Последний раз – за полгода до войны.
– Поверишь-поверишь, – смеется Стаська, – когда сварю.
Вышли в коридор… Стаська направилась, было, к лестнице на второй этаж и вдруг замерла, словно на забор невидимый наткнулась, и уставилась в одну точку на стене.
Я подошел, глянул – доска как доска. Только когда пригляделся, заметил: ряд черточек, почти неразличимых. Похоже на зарубки снайперские, только уж больно неравномерно…
– Что это?
– Рост, – шепчет Стаська, а в уголках глаз слезинки искрятся, – надо прижаться к стенке, плотно-плотно, черкнуть поверх макушки – а потом поворачиваешься и смотришь, насколько ты выросла… я так часто делала… весь косяк исчеркала…
И – я даже опомниться не успел – уткнулась в лацкан куртки и ка-ак разревется в три ручья. Ну что тут сделаешь? Обнял ее… неловко как-то, берет стащил, в волосы пушистые ладонью зарылся…
– Милая, – шепчу, – ну что ты… перестань, пожалуйста. Стась… любимая… ну хочешь, унесу тебя сейчас отсюда, а потом проедем сквозь этот домик на зверике… три раза.
– Нет, – всхлипывает малышка, все еще носиком в куртку зарывшись, – не надо. Он хороший… дом. Он очень хороший… а я – справлюсь. Сейчас… справлюсь.
Кое-как успокоилась, отодвинулась. Я из кармана платочек – тот самый, с вышивкой и кружавчиками по углам! – достал, обтер ей мордочку заплаканную, высморкаться заставил.
– Так-то, – говорю, – лучше. Еще б улыбочку, и вовсе бы стала похожа на правильного имперского панцерника, а не на гимназисточку, мыша увидавшую.
Улыбнулась.
Когда поднялись на второй этаж, у меня дух захватило. Вдоль всего коридора, прямо как в галерее какой-нибудь – картины. Всякие: большие, маленькие, с пейзажами разными, портреты, а несколько – вообще непонятно что, мозаика из кубиков. Я перед одной минут пять стоял, всматривался, думал, может, эффект какой проявится, изображение скрытое? Не проявилось. Видно, как-то не так смотрел, хотя до сих пор на зрение жаловаться повода как бы не было – со стереодальномером управляюсь вполне.
Потом еще на один рисунок залюбовался – зимний лес на нем был, елки заснеженные, синие, а на переднем плане – рысь. Изумительно просто прорисована, совсем как живая – уши прижаты, пасть оскалена, спину выгнула… Глядишь, и в ушах шипение раздается, и кажется, вот-вот распрямится и с диким мявом своим, когти растопырив, вылетит из картины сюда, в коридор.
Насилу оторвался, шагнул к следующей, и тут меня Стаська из комнаты окликает.
Сунулся в проем – смотрю, стоит моя принцесса перед тумбочкой у окна, обхватила сама себя за плечики, и вид у нее, словно призрака увидала. Подошел тихонько, приобнял, заглянул поверх плеча – ага…