Крест великой княгини

— Да. Наглая зарвавшаяся баба, которую давно уже пора привести в чувство. И поскольку у вашей соседки на это не хватает решительности, это сделают правоохранительные органы. Итак, ваши документы? В какой комнате проживаете? — выдавливая Олимпиаду Романовну из комнаты Масловых, гнул свое Борис. Таких, как эта тетка, он с детства терпеть на мог. Наглые, думающие, что им все позволено, понимающие только грубую силу. Именно такие, как она, выдавливали больную, едва оправившуюся после операции мать из очереди к врачу, влезали без очереди в магазинах, выхватывали у более слабых, незащищенных лучшие куски. Не с помощью ума, способностей, а с помощью простой грубой силы. Борис их ненавидел и спуску не давал, даже в детстве. Никогда. И за маму всегда заступался, и в поликлинику с ней ходил, чтобы не обижали.

— Слышь, ты не больно-то тут командуй, — чуть сбавляя обороты, пробасила в ответ Олимпиада. — Я сейчас мужа кликну, он тебе объяснит, кто где живет.

— Очень хорошо, что он дома, можно будет сразу же забрать как минимум на пятнадцать суток. А там разберемся. Сейчас соберем соседей, составим протокол, — продолжал наступать на Олимпиаду Романовну Борис. Он не сомневался, что так нахраписто, беспардонно она ведет себя не только с Валентиной Масловой, но и с другими соседями.

— Чего? Какие еще протоколы?

— На вас стали поступать жалобы от жильцов, и вижу, небезосновательные, — доставая из кармана блокнот и карандаш, говорил Борис.

А Надя с Леней, вырвавшись из крепких рук Олимпиады Романовны, добежали до Валентины Михайловны и, обняв ее с двух сторон, спрятались в складках ее платья, как цыплята под крыльями наседки.

— Товарищи жильцы, попрошу всех выйти из своих комнат! Попрошу всех пройти на кухню! — громким зычным голосом командовал Борис. Сейчас в нем бурлила знакомая молодецкая удаль, которая привычно толкала его на всякие отчаянные выходки. Чаще всего безобидные и смешные, но бывало и по-разному. Эх, жаль, нет с ним Володьки Талашманова и Митьки Голикова, втроем они были самыми заядлыми хохмачами факультета. А какие они капустники устраивали, например, на день студента!

Двери комнат распахивались, и в коридор выглядывали испуганные соседи.

— Проходим, товарищи, на кухню. Не толпимся в коридоре, — руководил Борис, продолжая наседать на Олимпиаду Романовну. Та все еще хорохорилась, но в ее маленьких недобрых глазках уже поселился страх, и Борис это отчетливо видел. Что, обижать слабых веселее? — Итак. Беспалов Борис Олегович, Ленинградский уголовный розыск, — пройдясь по кухне перед выстроившимися в ряд жильцами, как генерал перед войсками, представился Борис, умышленно опустив свое звание и должность. Не солидно. — У меня имеются сведения, что гражданка…

— Кузьмина! — шепнула ему на ухо прибежавшая на кухню Надюшка.

— Кузьмина, — проговорил громко Борис, указывая на нахохлившуюся в стороне Олимпиаду Романовну, — и ее супруг регулярно нарушают законы советского общежития, неуважительно относятся к чужой собственности. — Дальнейшее было чистой импровизацией, но Борис, и сам проживающий в коммунальной квартире, имел представление о том, какую жизнь могла устроить соседям бессовестная бабища, а потому бил хоть и наугад, но уверенно. — Регулярно наносит ущерб чести и достоинству советских граждан, проживающих с ней в одной квартире. — Пафос также был непременным атрибутом подобных разборок. И чем его было больше, тем больше пугались такие вот «Олимпиады». — Ущемляет чужие права и не выполняет собственные обязанности, которые накладывает на нее Гражданский кодекс. А потому я как представитель советских правоохранительных органов прошу всех жильцов квартиры прямо сейчас изложить в письменном виде все претензии к гражданке Кузьминой Олимпиаде Романовне и мужу…

— Макару Потаповичу, — подсказала Надюшка.

— Макару Потаповичу, — закончил вслух Борис. — Валентина Михайловна, я видел у вас в комнате пачку писчей бумаги, принесите, пожалуйста.

— Ну, давайте. Давайте! Пишите! — не выдержала Олимпиада Романовна и, выйдя из угла на середину комнаты, уперев руки в бока, перешла в атаку, рассчитывая, очевидно, запугать соседей, как проделывала это неоднократно. — Что вытаращились? А? Слышь, Петровна, не забудь написать, как твой мужик у меня квашеную капусту таскал о прошлом годе.

— Что? Да как вам не стыдно? Да Николай Гаврилович за всю жизнь крошки чужой не взял! — пискнула возмущенно худенькая старушка в стареньком застиранном фланелевом платье.

— Ага, ага, следователю будешь объяснять! — наклоняясь к самому лицу старушки, пригрозила Олимпиада.

— Факт злостной клеветы также занесите в заявление, — тут же распорядился Борис. И старушка радостно закивала.