Крестьяне, бонзы и бомбы

И вот он исчезает.

Тредуп остается, переполненный бессильным гневом.

«Ну и собака этот Штуфф, просто не желает принимать письма всерьез. Читает вслух, будто наверняка знает, что их писал Тредуп. А ведь как раз на это письмо Тредуп возлагал столько надежд. Какого труда (и денег) ему стоило разузнать адреса и фамилии. А Штуфф просто-напросто смеется над этим.

Если он думает, что это несерьезно, то жестоко ошибается. В крайнем случае весь материал пойдет в прокуратуру. Вот тогда он увидит, что будет, тогда ему конец».

Тредуп терзается в догадках: действительно ли Штуфф пошел к Элизе?

Через несколько минут он встает и направляется домой.

Что, если Штуфф расскажет все жене?!

В квартиру Тредуп не идет, даже не заходит во двор.

Спрятавшись за кустом сирени, он выглядывает оттуда.

Через открытое окно комнаты ему видно Штуффа, — присел на кровати и разговаривает с Элизой.

Оба беседуют совершенно спокойно. В основном, конечно, болтает Штуфф. Небось старается охаять ее муженька. А Элиза то одобрительно кивает, то что-то быстро и долго говорит.

Тредуп вглядывается, не вынет ли Штуфф письмо, нет, в карман не лезет, во всяком случае пока не доставал. А может быть, он уже показал его до прихода Тредупа?

Но вот беседа, кажется, окончена. Штуфф поднимается, оба подходят к окну и смотрят во двор. Тредуп шмыгает за куст.

Когда он опять высовывается, опасность уже позади. Штуфф ушел, а Элиза сбрызгивает белье на столе.

Тредуп входит в комнату, здоровается. Элиза приветливо и бодро отвечает: — Добрый день.

— Поесть скоро дадут? — спрашивает он и принимается ходить взад-вперед по комнате.

— Через полчаса. Когда придут дети.

Она даже не поинтересовалась, почему он вернулся так рано.

Расхаживая по комнате, Тредуп замечает в пепельнице обсосанный окурок сигары.

— Кто это приходил? — спрашивает он, подняв окурок.

— Господин Штуфф. Ты же знаешь.

— Знаю? Почему я должен знать? И часто он к тебе приходит? — раздраженно спрашивает Тредуп.

— Но ведь ты стоял за сиренью.

— Я? Откуда ты взяла? — бормочет он, краснея. «Ну и вздорная баба. Что же ей Штуфф наговорил?»

И тут происходит нечто совсем неожиданное: Элиза, оставив работу, подходит к мужу и прижимается щекой к его щеке.

Такого не случалось давненько.

Тредуп замер. Ее волосы щекочут ему висок.

— Давай помиримся, — тихо говорит она. — Пусть у нас все будет как прежде, а?

Он совершенно сбит с толку. (Что же рассказал Штуфф?) Но его рука находит ее руку.

— А господин Штуфф хороший человек, — вдруг говорит она.

— Да? Ты думаешь? — Тредуп все еще никак не может опомниться.

— Он мне все объяснил. Что ты еще не оправился от тюрьмы. И что мы тебя должны беречь. А я вела себя как дура. Прости меня, Макс.

— Чепуха все это, — ворчит он и отстраняется от жены. — Я вполне здоров.

— Конечно, здоров, — мягко говорит она, глядя на него.

— И Штуфф заходил, чтобы сообщить тебе эту ерунду?

— Ну что ты, он сказал, что с первого октября ты будешь редактором. Это точно. Разве вы не договорились?

— Да, да, — рассеянно бормочет Тредуп. — Конечно, договорились.

«Значит, письма все-таки подействовали! — проносится в его голове. — Какого черта он тогда меня пугал, свинство с его стороны. Видно, сам здорово перепугался, если решил сдаться без боя».

Однако в глубине души Тредуп не убежден, что Штуфф уходит из страха. Что-то не похоже на это было полчаса назад.

— Он действительно так сказал? — допытывается Тредуп. — Точно?

— Совершенно точно. Сказал, что уже с первого октября начнет работать на новом месте. Только просил никому пока об этом не говорить.

— Нет, разумеется, не скажем.

Тредупу только бы радоваться, — ведь он победил. Но он почему-то думает о другом, — как же это спросил Штуфф: у тебя больше не зудит то самое место, на затылке?

Тредуп чувствует, что зудит.

Штуфф хочет заманить его в ловушку.

— Он не сказал, куда переходит?

— Нет. И тебе тоже не говорил?

— Нет.

— Теперь ты наверняка будешь получать марок на сто больше. Ну что, видишь, я была права, что оставила малыша в себе?

— Да, конечно.

— Макс, поцелуй меня. — Она подставляет губы.

Целуя ее, он думает: «Ловушка. Ловушка. Надо быть осторожнее, гораздо осторожнее».

6

В конце ясного, солнечного сентябрьского дня старший инспектор Фрерксен, впервые после отпуска, входит в кабинет своего шефа.

Бургомистр Гарайс, ничуть не похудевший, восседает за своим письменным пультом. Улыбаясь, он приветливо машет жирной короткопалой рукой.

— Ну вот и с прибытием, Фрерксен. Извините, что вызвал вас телеграммой. Мне подумалось, что вы уже достаточно долго отсутствовали. Хорошо было в Шварцвальде?

Фрерксен кланяется: — Так точно, господин бургомистр.

— Стоило лишь выбраться из нашей навозной кучи, и смотри, а? Совсем другим человеком стал. Загорели, энергичная линия подбородка появилась. Или она была у вас и прежде? Во всяком случае, вам пора приступать к работе. А мне — тоже чуточку отдохнуть.

Фрерксен учтиво улыбается.

— Если помните, тогда, двадцать шестого июля, я собрался было в отпуск. Сложил чемоданы. И вот уже сентябрь. Лето благополучно кончилось.

— Господин бургомистр по-прежнему намерен ехать на Нордкап?