— Они давно не общаются с ним.
— Гарайсу больше нельзя его держать.
— Послушаем, что он скажет. Ты пойдешь?
— Конечно.
— Тогда пошли, быстренько промочим горло, чтобы не першило.
— В «Тухер»?
— Нет, лучше к тетушке Лизхен. Там хоть иногда клубничка попадается.
— Опять маленькие девочки на уме?
— Всегда. Всегда. Срывай цветок, пока он не увял.
— Блестяще! Надо будет рассказать жене.
Оба оглушительно хохочут, вспугивая птиц.
В большом кабинете бургомистра Гарайса в двенадцать часов собралось около тридцати человек: обер-мастер корпорации, представители объединений розничной торговли, фабриканты, начальник финансового управления советник Берг, от прессы — господа Хайнсиус и Пинкус, духовное лицо — суперинтендент Шварц, владелец кинотеатра, весь муниципальный совет и многочисленные депутаты.
Господа взволнованно переговариваются, тревожные новости известны всем. Пресса усердно записывает.
Гарайса еще нет.
— Где же он?
— Видимо, торгуется насчет турнира.
— Не дай бог, если мы и это упустим! Шесть тысяч крестьян целых три дня в Альтхольме!
— Шесть тысяч? Десять! Гарайс втянул нас в хорошенькую историю.
— Гарайс? Фрерксен!
Медицинский советник доктор Линау со значком «Стального шлема» на лацкане резко заявляет: — Гарайс? Фрерксен?
— Штуфф не приглашен, — информирует Хайнсиус из «Нахрихтен».
— Скажите! Не приглашен! И пресса терпит это? Неужели вы не солидарны?
— Он написал о полицейском терроре.
— Ну и что? Разве это не так? Впрочем, вы, кажется, теперь объединились?
— Объединились? Нет, нет. Для меня господин Штуфф совершенно посторонний.
— Неслыханно, наш корреспондент…
— Т-сс! Гарайс!
— Гарайс!!
— Гарайс!!!
Он входит, самый высокий, самый массивный. Мимоходом кивает направо и налево. Направляется к своему креслу, берется рукой за его спинку и на ходу говорит:
— Прошу садиться, господа.
Беготня, шарканье, перешептыванье.
Гарайс берет с места в карьер: — Многоуважаемые господа. Благодарю вас за то, что вы приняли мое приглашение. Я приветствую в вашем лице видных представителей экономики, торговли и ремесленничества нашего города, представителей власти, а также церковь и, особенно, господ из прессы.
— Штуфф отсутствует, — раздается чей-то скрипучий голос.
— Верно! Отсутствует. И должен отсутствовать, так как господина Штуффа не пригласили… Тема сегодняшнего совещания известна: крестьянский бойкот и наши контрмеры.
С одной оговоркой: демонстрация, «кровавый» понедельник, как его столь эффектно в интересах нашего города окрестил отсутствующий господин представитель прессы, дебатироваться не будет.
Господа, мы здесь не можем решать, были ли совершены ошибки. Каждый из нас в какой-то мере пристрастен. Впрочем, министр затребовал рапорт. Там и примут решение.
Так что прошу вас строго придерживаться темы и не обсуждать событий понедельника.
Пауза. Теперь Гарайс действительно начинает с начала: — Господа, все мы знаем, что движение, именующее себя «Крестьянством», объявило нашему городу бойкот в знак протеста против действий альтхольмской полиции.
Не собираюсь говорить о том, что бойкот этот объявлен весьма поспешно и весьма несправедливо, без всякой проверки вопроса о виновности.
Замечу лишь, что данный бойкот ударяет как раз по невиновным. Если и в самом деле виновата полиция, то ведь я, господа, и мои подчиненные свое жалованье будем получать и далее. Пострадавшие — это вы…
— Совершенно верно!
— …Вожаки «Крестьянства» не могли не понимать этого. И если все же бойкот объявили, то, как мне кажется, скорее из пропагандистских соображений, нежели из чувства возмущения по поводу двадцать шестого июля.
Мне доподлинно известно, что бойкот сей отнюдь не выражает волю всего крестьянства. Скажу вам конфиденциально, что во время ночного собрания на Лоштедтской пустоши имели место разные мнения. Мой осведомитель заверяет, что решение о бойкоте принято не крестьянами. Его навязал им вожак Раймерс. Мой осведомитель…
— Назовите фамилию!
— Ах, вот вам чего хочется, господин медицинский советник. Увы, я не выдаю своих доверенных лиц.
— Я протестую…
— Не стоит, господин медицинский советник. Здесь я хозяин. И если моя речь вам не нравится, вы можете в любое время уйти…
Итак, что бы там ни было, а бойкот объявлен. И вот по городу пущены самые дикие слухи о его последствиях. Господа, не давайте сбить себя с толку. Последствия бойкота — минимальны…
— Ого!
— Ерунда!
— Опустошительны!
— Правильно!
— …Альтхольм — промышленный город. И покупательная способность — вся у рабочих. Не думайте, господа, что крестьяне много здесь покупали, в Альтхольме. Ну зайдет мужик после рынка выпить кружку пива, а жена его купит катушку ниток. Все это сущие пустяки.
Да, есть случаи, когда отдельных коммивояжеров отсылали обратно из деревень. Но уверяю вас, крестьяне все равно ничего не купили бы, ведь сейчас, до уборки урожая, у крестьянина нет денег. А тут чудесная отговорка: я у тебя ничего не куплю, потому что ты из Альтхольма.