Крестьянские восстания в Советской России (1918—1922 гг.) в 2 томах. Том первый

Каждая из первых двух групп источников (исходящие от властей или исходящие от крестьян) имеет свои особенности и несет в себе определенную информацию. Количественное соотношение материалов государственной власти и из крестьянской среды, конечно же, в пользу первых, но от этого значение последних нисколько не умаляется. Следует отметить, что в советской историографии был накоплен значительный опыт многотомной публикации документов крестьянского движения в России периода XIX – начала ХХ в. (в их числе опубликованный в 1959 г. сборник документов по крестьянскому движению 1890—1900 гг., в 1960 г. – по периоду 1881—1889 гг., в 1961 г. – два сборника по 1796—1825 гг. и 1826—1849 гг., в 1962 г. вышел документальный сборник по 1850—1856 гг., в 1963 г. – 1857—1861 гг. и др.).

В условиях постсоветской России произошло накопление документального материала, созданного в крестьянской среде в период протестного движения в Советской России. Конечно, физический массив данных источников объективно незначителен в сравнении с документами государственной власти, однако сегодня уже можно говорить о возможности проведения аналитической работы на основе имеющихся источников. Документы, вышедшие из среды повстанцев, составляют достаточно представительную и разнообразную группу. Каждый новый крестьянский документ является важнейшим источником информации. Отношение к подобного рода документам как реализованным продуктам человеческой психики позволяет увидеть конкретное лицо крестьянина, которое длительное время обезличивалось в истории образом абстрактных крестьянских масс. Совокупность документов, диаметрально противоположных по авторству, является важнейшим условием комплексного восприятия документальных материалов, позволяющим осмыслить картину крестьянского движения с двух позиций – крестьянина и власти[172]. Для понимания темы протестные документы крестьянства особенно важны: они появлялись в условиях, когда сосуществование крестьянства и власти становилось нетерпимым. Работа с крестьянскими документами требует от исследователей взвешенного и кропотливого анализа, сопоставления их с другими материалами. Это связано с особенностями данной группы источников, на которой существенно отразился отпечаток крестьянской ментальности. Исследователи уже обратили внимание на специфику работы с указанными документами[173].

Особенность документов и материалов обеих групп источников состоит в том, что многие из них содержат недостоверную информацию и даже фальсифицированные оценки и выводы. Объясняется это тем, что в условиях пропагандистского противоборства обе стороны нередко прибегали к фальсификации: повстанческое руководство в своих воззваниях к населению и в оперативной переписке давало заведомо недостоверные данные об общественно-политической ситуации в стране, в деревне, о настроениях красноармейцев, о результатах боев между повстанцами и красными войсками. Такая дезинформация преследовала цель повлиять на поведение населения в благоприятном для повстанцев духе. Государственная власть в своей агитации занимались дезинформацией населения в других вопросах: тенденциозном виде изображались причины и цели «мятежей», характеризовались состав их участников и руководителей, взаимоотношения повстанцев и населения, результаты повстанческой деятельности. Тем самым крестьянству навязывалось негативное представление о восстаниях и самих восставших. Так, верхом коммунистической фальсификации являются документы органов ВЧК и военно-революционных трибуналов, содержащие сведения о раскрытии на территории Тюменской и Омской губерний широкой сети подпольных ячеек «Сибирского крестьянского союза» и других контрреволюционных организаций, в действительности никогда не существовавших[174].

Изучение документов крестьянского протестного движения позволяет продемонстрировать механизм создания мифов, в частности, мифа о руководящей роли эсеров и белогвардейских агентов в крестьянских восстаниях. Сначала данную легенду создавали местные руководители и военные, отвечавшие за порядок на своей территории. Затем ее активно использовали вышестоящие органы в пропагандистских целях. Эсеры и белогвардейцы были удобным оправданием собственных просчетов и ошибок для большевистской власти: партийных комитетов, советских учреждений, органов ЧК и др. Роль эсеров в организации и руководстве крестьянскими восстаниями была фальсифицирована[175]. Архивные материалы свидетельствуют как о непосредственные итогах, так и долгосрочных последствиях крестьянских восстаний, в том числе репрессиях по отношению к его участникам на протяжении последующих лет и даже десятилетий.