Крестики и нолики

– Я поздно, извини, просто мама десять минут назад спускалась и только что ушла обратно наверх.

– Ничего.

Сеффи шептала тихо-тихо, как и я. Я стоял и разговаривал со своей лучшей подругой в кромешной темноте в нашей гостиной. От этого возникало ощущение, будто мы затеваем что-то авантюрное и не вполне законное.

– Каллум…

– Хорошо, что ты позвонила. – Я взял дело в свои руки. – Какие у нас завтра уроки?

– Две математики, потом история, английский, физкультура, информатика и факультатив по музыке. Куда ты задевал свое расписание?

– Забыл в школе, – тихо ответил я.

И тут до меня дошло, что сказала Сеффи.

– История? Только этого не хватало!

– А что плохого в истории?

– Мистер Джейсон, – мрачно ответил я. – Опять будет весь урок прикапываться ко мне, как всегда.

– Что ты имеешь в виду?

– Если сама не понимаешь, я не смогу объяснить, – сказал я.

Повисло напряженное молчание.

– Ты тут, Сеффи?

– Да, я тут, – откликнулась она.

– Почему ты хотела поговорить со мной? – спросил я. – Что-то срочное?

– Что ты делаешь двадцать седьмого сентября, в воскресенье через две недели?

Я нахмурился в темноту.

– Да вроде ничего особенного. А что?

– Придешь ко мне на день рождения?

– Конечно. Только день рождения у тебя вроде бы двадцать третьего.

– Да, просто я буду праздновать дома двадцать седьмого. Заходи.

Похоже, я неправильно ее понял.

– Прийти к тебе домой?

– Ну да.

– Ясно.

– Что ясно?

– Ты хочешь, чтобы я пришел к тебе домой?

– Я же так и сказала, ты чего?

– Ясно.

– Перестань так говорить.

А что еще она хочет услышать от меня? Зачем она приглашает меня домой, если ее мама бросит на меня один взгляд и велит вышвырнуть вон? Зачем это? Что она затеяла?

– Ты уверена, что хочешь, чтобы я пришел? – уточнил я.

– Совершенно точно. Придешь?

– Твоя мама знает, что ты приглашаешь меня?

Сначала я решил, что Сеффи не ответит.

– Нет, – произнесла она после паузы.

– Но ты ведь собираешься ей сказать, да?

– Конечно.

– До или после того, как я приду к тебе на праздник?

– Хватит умничать! – рассердилась Сеффи: вот и ответ, другого и не надо. – Ну что, придешь?

– Если хочешь, то приду, – медленно выговорил я.

– Я хочу. Подробности завтра после школы. Договорились?

– Договорились.

– Пока, Каллум.

Я повесил трубку – глаза привыкли к темноте, и мне впервые удалось не промахнуться. Сеффи хочет, чтобы я пришел к ней на день рождения, хотя знает, что ничего хорошего из этого не получится.

Что она задумала? В голову мне приходила только одна причина, но, если я был прав, из этого следовало, что Сеффи относится ко мне совсем не так, как я к ней. Если я прав, это доказывает, что для Сеффи я в первую очередь нуль, а потом уже все остальное.

Глава 29 × Сеффи

Мне не спалось. Я повернулась на левый бок, потом на правый, потом легла на живот, потом на спину. Я бы и на голову встала, если бы это помогло. Не заснуть – и все тут. Мой план, поначалу казавшийся таким прекрасным, весь порос поганками и завонял. Я хотела, чтобы Каллум пришел ко мне на день рождения. Да пропади все пропадом! Будь все иначе, он оказался бы первым в списке приглашенных!

Но все не иначе.

Я легла на живот и врезала по подушке кулаком. Ну почему все вечно так сложно?!

Глава 30 • Каллум

– Цель сегодняшнего урока истории – показать вам, что все знаменитые ученые, изобретатели, художники, теле- и кинозвезды, словом, все выдающиеся люди – прежде всего люди, такие же, как мы с вами.

– Мы это и так знаем, сэр, – сказала Шаде. – Люди, конечно, кто же еще?

Мне и самому было непонятно.

– Когда мы думаем о великих исследователях, изобретателях, артистах, их легко принять за небожителей, решить, будто они обитают в каких-то горних высях, куда нам вход заказан. Я хочу, чтобы все вы поняли, что они ничем не отличаются от нас с вами, что и мы можем стремиться к величию. Каждый в этом классе может стать ученым, астронавтом, кем захочет, надо лишь быть трудолюбивыми и целеустремленными.

Мистер Джейсон говорил все это, глядя прямо на меня со знакомым презрительным выражением. За что он взъелся на меня? Чем я его так раздражаю – цветом кожи или чем-то еще? Я белый и ничего не могу с этим поделать, как он не может перестать быть темнокожим. Да, по правде говоря, не такой уж он и темнокожий. Кожа у него скорее бежевого цвета, чем коричневого, причем очень светлого бежевого, так что гордиться нечем. Я украдкой улыбнулся про себя, вспомнив вечное папино присловье: «Если ты чернокожий, радуйся; если коричневый, так уж и быть, оставайся; если ты белый, сразу прощайся».

Если честно, у мистера Джейсона было куда меньше поводов смотреть на меня свысока, чем у миссис Пакстон, которая была и правда чернокожая – точнее, темно-коричневая, – но она как раз держалась со мной иначе. Она относилась ко мне как к человеку. Видела не только цвет кожи, не считала, что я прежде всего нуль и этим все исчерпывается. Она мне нравилась. Будто оазис в этой выжженной пустыне.

– Ну, кто знает, кто изобрел автоматический семафор, на котором основаны наши нынешние светофоры? Он же изобрел и противогаз, которым пользовались солдаты во время Первой мировой войны.