Крестики-Нолики

– А ты ненормальнее всех, ты об этом знаешь? – проворчала она. – Так что? Или ты репетируешь, или я иду спать, а ты можешь тренироваться тут хоть до утра.

Я опять посмотрела в зеркало и поправила то, что именовалось словом причёска. Джонсон снова прилипла к стене и вознамерилась подремать.

– Привет, – повторила я, призвав на помощь всё своё воображение и вспомнив о глазищах и о белом прикиде, который был вовсе не для того, чтобы что-то скрыть, а совсем наоборот…

Опыт удался настолько, что я почувствовала, будто мне заткнули глотку половой тряпкой или грязными носками.

– Ну вот. Ты неправильно говоришь даже "привет", что уж заикаться про большее? – внезапно оживилась Джонсон.

– Как я, по-твоему, должна сказать этот чёртов "привет"? – взвилась я. – Может, мне предварительно сплясать, или нанять бродячий оркестр, чтоб он тащился за мной следом, пока я буду говорить и "привет", и всё остальное?

– Ты говоришь его так, словно, кроме этого "привета", не знаешь и пятидесяти слов, включая матерные, – отрезала она.

– Почему это? – мне стало обидно. В конце концов, даже с докторшей я смогла в первый раз общаться довольно долго, несмотря на то, что одновременно словно балансировала на канате и улыбалась во всю челюсть, давая интервью для глянцевого журнала.

– Потому это, – передразнила Джонсон. – Потому что тот, кто видит это шоу в первый раз, подумает, что тебя в детстве уронили.

– Второй, – поправила я. – Второй раз.

– К чёртовой бабушке, Ковальчик! – рассердилась она. – Первый, второй… Какая разница? Важно, чтобы этот раз не стал последним, или нет? Или ты хочешь подойти, промычать два слова, а дальше хоть трава не расти?

Я прокашлялась и с надеждой посмотрела на своё отражение. Картинка не изменилась ни на йоту – я стояла с идиотским видом и пыталась-таки в срочном порядке сделать из себя кого-то другого.

…Огромные глазищи и такой знакомый жест – жест из чёрно-жёлтого мира, вроде бы наконец-то похеренного на задворках сознания…

"…Не выноси себе мозг. Она просто нашла место, где теплее…" Плоский мир с чёрно-жёлтой фотки не хотел идти ко всем чертям. Мало того, он подсовывал мне тот же милый аттракцион, который на деле грозил обернуться граблями, – и я готовилась с восторгом наступить на них снова. И ничего не могла с этим поделать…

Запах опиума и лакрицы – и секса.

– Привет, – сказала я, пытаясь забыть вкус кляпа из старых носков.

Джонсон одобрительно закивала.

– Говори это легко, – с энтузиазмом сказала она, размахивая руками, как ветряная мельница. – Знаешь, типа, у тебя нет проблем, и жизнь – сплошной кайф. Никто не любит загрузы, думаю, девки в твоём вкусе не исключение.

– Можно подумать, ты специалист по девкам, – проворчала я. – Или по моему вкусу.

– Я специалист по самой себе, это точно, – она уверенно выпятила грудь и ткнула в неё пальцем, чтобы я ненароком не ошиблась.

– Хорошо, – мне вдруг стало интересно. – И, как спец, что ты можешь сказать про девок?

– Однозначно, никакого грузилова. Я прибила бы парня, начни он первым делом изображать страдальца, – с отвращением сказала она. – Или, знаешь, эдакого трагического героя, которого никто ни хера не понимает, и потому он опупенно крут.

– То есть, он не выжал бы из тебя ни капли жалости? – уточнила я.

– Тот, кто выжал бы из меня каплю жалости, вместе с этой каплей получил бы и пулю в лобешник. Чтоб не мучился, – резонно сказала Джонсон. – А с трупом – сама понимаешь – продолжать процесс знакомства нельзя. Максимум, что можно сделать – это подогнать ему козырную морговскую бирку.

Мы ржали так, что вибрировали стёкла, а в бачке за перегородкой сама собой спустилась вода.

– Прямо не знаю, что посоветовать, Ковальчик, – сказала она, всё ещё истерически хихикая. – Кроме привета, надо сказать что-то ещё. Или не сказать.

– Что значит, не сказать? – удивилась я.

– Не сказать – значит, сделать. Ну, к примеру – принеси ей голову её врага, – Джонсон поразмыслила и мечтательно прищёлкнула языком. – Лично я бы не устояла.

– Ты – это немного другое дело, – осторожно сказала я.

– Не я одна, – усмехнулась Джонсон. – Хотя, судя по твоей роже, ты окучиваешь трепетную лань, которой вряд ли понравится чья-нибудь башка на тарелочке.

Я скромно промолчала.

– Сделай наколку с её именем – тебе ведь почти всё равно, какой дрянью забивать себе руки, – предложение было не таким уж и хреновым, только на него требовалось время. И какое-то выгодное место, чтоб эффект не пропал даром.

– А где? – тупо спросила я.

– На лбу, чёрт подери! – Джонсон не преминула воспользоваться моментом.

– Очень смешно, – саркастически сказала я.

– Мне не смешно, мне грустно – потому что я непонятно зачем приятно провожу с тобой время в компании унитазов, вместо того, чтобы давить на массу – обрати внимание, в отведённое для этого время, – бессовестно заметила она.

– Ты помогаешь мне, как брат… то есть, сестра по оружию, – уверенность пёрла у меня из ушей. – И сестрой по оружию ты остаёшься двадцать четыре часа в сутки, даже когда сидишь на горшке или желаешь дрыхнуть.

– Кстати, об именах – как её зовут? – вдруг спохватилась Джонсон.