Крестики-Нолики

– Я знаю, – брякнула я – и в моей руке каким-то образом очутилась её рука. Я поднесла её к губам и поцеловала самые кончики пальцев.

Глянцевая картинка проступила ярче и начала обретать трёхмерность.

Странно, но она ничуть не удивилась. Точно её каждый день на улицах поджидали толпы женщин, и разговор с ними заканчивался целованием руки. Я тихонько перевела дух и мысленно стёрла со лба пот: похоже, Эли не считала прикосновение чем-то эдаким. По всему выходило, что она не считала чем-то эдаким и целование руки. Мне захотелось под благовидным предлогом отойти за угол и станцевать победный танец.

Однако я совсем не горела желанием заканчивать разговор. Воодушевившись этими пальчиками, которые были у меня перед носом всего-то пару секунд, я жаждала действий.

Эти пальчики засели у меня в башке, как заноза. Они, конечно же, пахли опиумом и лакрицей – и чёртовым сексом.

У Адели тоже были мягкие пальцы, но я никогда не хотела поцеловать их – да и она посмотрела бы на меня так, что живо отпала бы всякая охота. Если бы только не нашла, что это тоже до ужаса романтично. Хотя нет – даже если она и считала это романтичным, полагаю, оно могло быть романтичным с кем угодно другим, но уж всяко не со мной.

– Вы любите гулять? – бухнула я с места в карьер.

– Гулять? – удивилась Эли и поправила волосы. Я сглотнула – меня с ума сводило уже одно то, как она поправляла волосы.

Меня с ума сводило маленькое милое ухо и пальчик, которым она заводила за него прядь волос. Да ладно, что там – меня сводило с ума всё, что имело отношение к Эли Вудстоун.

– Ну да, – тупо сказала я.

– Гулять где? – с интересом спросила Эли.

– Даже не знаю, – я не удивилась бы, если бы она просто отправила меня куда подальше, приняв за тупую деревенщину. – В городе.

– Пыльно и душно. Там такая скука летом, – разочарованно протянула она. Сердце у меня тут же провалилось куда-то в желудок. – Но город – это лучше, чем ничего.

– Не хотите пройтись? – в моей голове, наконец, развернулся список хороших манер, и я извлекла оттуда нечто удобоваримое.

– Пожалуй, – она снова оглядела меня с головы до ног.

Этим взглядом она могла составить конкуренцию Берц. Только Берц не интересовало пятно у меня на заднице, которое осталось после того, как я села на банку с ружейным маслом и не отходило, сколько я не пыхтела. Эли тоже не интересовало пятно, по той простой причине, что я пока что не поворачивалась к ней задом, но в башке у меня засело, что она непременно обратит внимание на это чёртово пятно, или на ссадину на костяшке среднего пальца – или ещё на какую-нибудь лабуду из этой серии.

– Я знаю превосходную кофейню, – сказала я и спрятала другую руку за спину: там имелась парочка обкусанных ногтей.

– Не уверена, что на жалованье стажёра я осилю больше одной чашки кофе, – с сомнением сказала Эли. – Я готовлюсь стать врачом, – пояснила она.

– Думаю, на жалованье контрактника я осилю и чашку кофе, и всё, что вы захотите, – в лоб сказала я. – Нет проблем.

Я сгребла себя в кучку и снова попыталась принять соответствующий вид, который бы полностью подтвердил, что проблемы есть у кого угодно, но только не у меня.

Не знаю – может, она и не хотела, чтоб я демонстрировала ей всю эту фигню, но я гораздо больше верила Джонсон, чем себе. У Джонсон, по крайней мере, был опыт общения с кем-то с той стороны периметра.

– Интересно, – Эли на пару секунд задумалась. – Что ж, тогда сегодняшний вечер – ваш.

Сердце выпрыгнуло из желудка и застучало где-то в горле. Она кивнула и пошла прочь, а я осталась на том же месте, как приклеенная. Я сроднилась с коридорным шкафом прямо-таки до неприличия, и отодрать меня можно было, видать, только чем-то вроде автогена. Пока я не вспомнила, что не знаю, когда точно наступит сегодняшний вечер.

– Госпожа Вудстоун, – я сорвалась вслед за ней, словно меня только что разбудили по тревоге.

– Эли, – она обернулась. – Давай, я буду просто Эли… Ева.

Эли. Э-ли. Я застыла на месте, слушая этот голос, словно звон ветряных колокольчиков. Ко всему прочему она могла с лёгкостью перейти на "ты". Она открыла дверь в какой-то кабинет, и в коридор, где под потолком сиротливо висела одна-единственная гудящая лампа, ворвался луч света.

– Пока, – Эли на секунду застыла в проёме, окутанная этим светом, и стала похожа на ангела с витражей кафедрального собора.

– Пока, – сказала я – и дверь закрылась.

Она не назвала времени, но ломиться вслед было уже выше моих сил, потому что больше всего на свете я боялась, что она передумает. Хотя бы потому, что увидит мою рожу уже не при жужжащей коридорной лампочке, забранной в металлическую сетку. Я тешила себя надеждой, что она будет пребывать во власти иллюзий хотя бы до вечера – а о том, что будет тогда, я собиралась подумать ближе к делу. Прямо передо мной была эта дверь, из-за неё даже доносились какие-то звуки, но вламываться туда было чем-то вроде того, как если бы посреди мессы я встала и во всё горло запела тупой шлягер.