Крестики-Нолики

Честно, мне было почти всё равно. Каждый выбирал для себя, и никто не был виноват в том, что ей повезло заполучить в папаши полковника, а мне не повезло выколачивать наличку в грязных подворотнях мегаполиса. В этом мире всегда кто-то выигрывал, а кто-то в этот же самый момент валялся на заплёванном полу и готовился сдохнуть.

– Да, наверное, это романтично, – наконец, сказала я. Мне на хрен не упёрлось спорить с ней – я получала своё удовольствие, и ничто не должно было этому мешать. В том числе и разговоры на темы, от которых она была далека, как земля от неба.

– Ну, Ева! – Эли надулась. – Так нечестно. Ты просто соглашаешься и всё. Ни за что не поверю, что тебе так уж нечего рассказать.

О, да, конечно. У меня было что рассказать. Массу неудобоваримых историй, которые, ручаюсь, не очень-то вязались с её представлением о романтике.

– Ну, не то, чтобы я была совсем уж зануда, – сказала я.

– Но выглядеть ты начинаешь, как зануда, – упрямо подначила она.

– Я просто не знаю, о чём бы нам поговорить, – я решила быть честной. Почти. – Ничего, если я признаюсь, что растерялась?

– А почему ты растерялась? – с любопытством спросила Эли.

– Потому что я всегда теряюсь в обществе красивой девушки, – это даже была правда.

– Ну, Ева! – снова сказала она и покраснела.

– И – потом, откуда я знаю: может, у тебя тоже есть какие-нибудь правила? – я вспомнила все правила, которые нагло вломились в мою жизнь за последнее время.

– Что значит – тоже? – удивилась Эли.

– Ничего не значит, – успокоила я, ругая себя на все корки. – Просто слово, от балды. Скажи, как и о чём ты хотела бы поболтать. Или, наоборот, не хотела бы.

Кто-нибудь другой тут же заметил бы, что ничего не бывает просто так. И я даже знала, кем бы мог быть этот другой. Но она не заметила.

– Что ты, Ева! Какие правила? – звонко рассмеялась Эли. – Как тут можно говорить о правилах, ведь мы же не на приёме. Ты и я – мы просто разговариваем, ведь так?

– Так, – согласилась я.

Тут можно было говорить о правилах. Мало того, похоже, мне уже нужно было говорить о правилах. Соскочить с них оказалось сложнее, чем бросить курить. И соскакивать отчего-то уже не хотелось…

Пока что я не понимала, про что мы говорили вообще. Это был не полноценный разговор, а слова, надёрганные не пойми, откуда, и не пойми, для чего. Мы перебрасывали их, как мяч, но я, хоть убей, не могла уловить смысла.

И тут оказалось, что, кроме правил, я начинаю ждать от неё неизвестно какого смысла…

Её словам не нужен был смысл. Не ну-жен! Она просто должна была говорить хоть что-то – этим своим голосочком, который заставлял волноваться плоть. Так я думала всего только минуту назад, и час назад – а вчера я отдала бы что угодно, чтобы услышать это её "Что ты, Ева…"

А теперь я думала, сколько же всего, оказывается, может случиться за минуту.

Прямо перед нами начиналась Больничная – и где-то там была сосновая дверь кондитерской, от которой пахло мокрой верфью и морским ветром.

– А, между тем, я уже проголодалась, – весело объявила Эли. – Надеюсь, до твоей кофейни не очень далеко?

– Не очень, – успокоила я. Похоже, мне только и оставалось, что перебрасывать ей назад какие-то слова из её же фраз.

Но Эли не обратила на это внимания.

– Ты такая милая, – сказала она и пальцами коснулась моей руки – чуть ниже рукава.

У неё тоже были мягкие пальцы. На этом месте я ожидала, что просто умру – ожидала все те две секунды, в течение которых её рука скользила по материи комка. И вот две секунды кончились – но ничего не происходило. Меня просто держала под руку очень красивая девушка. Одна очень красивая девушка.

Одна из.

Впереди была дверь кондитерской, и оттуда уже доносился запах кофе и свежей выпечки. И тут я поняла, что просто умру, но чуть позже: когда войду в эту дверь вместе с Эли.

Она была прекрасна, словно ангел. Она позволяла ухаживать за собой, брала меня под руку и, может быть, даже позволила бы поцеловать себя прямо тут, под газовой лампой с зеленоватым светом, и прямо этим вечером.

А я зачем-то замедлила шаги и даже не смотрела на знакомую дверь.

– Сюда? – с любопытством спросила Эли, разглядывая потемневшую вывеску.

– Нет, – сказала я. – Немного дальше.

– Я думала… – разочарованно начала она.

– Ну, ты же не хочешь сидеть в противной дыре с тараканами, грязной посудой и всякой швалью по соседству? – спросила я как можно непринуждённее и переложила её руку на пару сантиметров выше.

Мы прошли мимо. Дверь грустно смотрела на меня, безмолвно упрекая в несправедливом поклёпе, – а я лихорадочно пролистывала в голове близлежащие улочки на предмет какой-нибудь ещё кофейни или ресторанчика. Другой кофейни или ресторанчика.

На порог вышел хозяин и стал зажигать фонарь над входом, хотя было ещё совсем светло.

– Хорошо, – согласилась Эли и передёрнула плечами. – Не выношу шваль.

– Да. Я тоже, – на автопилоте сказала я, думая о своём.

Меж домов струилось тепло. Встречные, наверное, всё ещё смотрели на нас – точнее, на неё. А я всё ещё пыталась найти смысл – хотя бы в небольшом обрывке разговора. И не находила…