Изольда сжала зубы, молчала. Как легко было сейчас просто кивнуть или сказать «да», не вдаваясь в подробности, — так ласково-доверительно, сочувственно, с пониманием спрашивал Дерикот. Как отец родной. Расспросит все, пожурит, пальцем погрозит и скажет: «Ладно, прощаю. Только больше так не делай». И по голове, как маленькую девочку, погладит… Может, и с Феликсом Ивановичем так же произойдет? Он бы удовлетворил свое любопытство, подтвердил бы собственную версию ранения Бизона, а она, Изольда, стала бы ему ближе, понятней. Рыбак рыбака… И проникся бы, откликнулся бы на ее просьбу. Они же были с Бизоном одной веревочкой повязаны, сколько чужих машин на сторону ушло, сколько денег они с ним заработали!.. Может быть Жорка уже и мешать стал Феликсу Ивановичу, раз они его сами убрали. Конечно, надо признаться, он поймет их с Татьяной, простит и денег даст.
«Молчи, дура! — кричал кто-то в ее воспаленной голове. — Не верь ты этим с л е д о в а т е л ь с к и м хитростям. Дерикот выведает, что ему нужно, да и пошлет тебя кое-куда. Не поддавайся, не вызывай на себя и Татьяну новую беду!»
Дерикот взял Изольду за руку, потянул к себе. Она встала из кресла, подошла. Он обнял ее за талию; снизу с ухмылкой и одновременно с одобрением заглянул в глаза. Повторил:
— Молодец. Удар держишь. Это тебя, между прочим, хорошо характеризует, при случае не продашь. Ситуацию с Бизоном вы славно объяснили, славно! А главное — быстро. Тут надо было сообразить, да. Тебе пришлось соображать, я понял. Ты зачем-то вернулась, а этот ублюдок сидит на диване, кровью харкает… Ситуация, нечего сказать! Я, мужик, и то бы растерялся. А ты молодец!
Дерикот мял ей сильными властными руками ягодицы, все сильнее прижимал к себе. Голос его стал мягче, он уже не говорил, а ворковал, мурлыкал, как кот:
— Я же тогда, когда ты еще только появилась у меня, подумал: «Эх, вот женщина — конфетка! Хоть и не молода, а засмотришься. Что лицо, что фигура, что ноги…» А ты — с Жоркой, в «мерседес» к нему полезла, на квартиру пошла. Я ведь себе слово дал: если узнаю, что он тебя трахал, ни одного дня на моей фирме не работала бы. Выгнал бы как миленькую. И сердце бы не дрогнуло. Иди, откуда пришла. Раз не поняла взгляда начальника, главы фирмы, раз такая толстокожая. А я тонких женщин уважаю, в смысле, с тонким чутьем, которые больше взгляды понимают, а не хамские слова и руки…
— У меня ничего с ним не было, — сказала Изольда.
— Да я это понял. — Он усадил ее к себе на колени. — Он бы похвастался, как же! Такую женщину уломать!..
— Вы мне тоже сразу понравились, Феликс Иванович, — разоткровенничалась и Изольда, пытаясь в е ж л и в о высвободиться, но он совсем по-хозяйски запустил руку под юбку, гладил ее дрожащие ноги. — Я прошу, Феликс Иванович… не надо… не здесь!..
— Почему «не надо»? Почему «не здесь»? — Дыхание его было сбивчивым, тело била крупная дрожь. — Мне надо, и именно здесь, сейчас!.. Ты пришла ко мне с просьбой, и я ее уважу, но и ты уважь хозяина. Встань-ка, повернись!
Сгорая от стыда, Изольда уперлась локтями в стол, закрыла глаза. Бог ты мой! До чего она опустилась! Проклятые деньги, проклятая жизнь!..
Когда все было кончено, она, вся красная, уничтоженная стыдом, взвинченная, ринулась было из кабинета, но Дерикот преградил ей путь, стал у двери, раскинув руки.
— Успокойся, — сказал он. — Самое страшное позади. Ты еще раз доказала, что с тобой можно иметь дело.
— Но я не могу так, Феликс Иванович! Не могу! — крикнула она с ужасом. — Я же не сучка какая-нибудь подзаборная! Что уж ты… вы так унижаете меня?! Что же вы нас в скотов, в свиней превратили?!
Дерикот поморщился. Снова сел за стол, закурил.
— Ты не обобщай, Изольда Михайловна, не надо. Кто эти абстрактные «вы»? О чем ты говоришь?
— Ну мы, женщины, ваши подчиненные! Что тут непонятного. Совсем уже за людей нас не считаете.
— Ты о себе говори, — он усмехнулся. — А ты… ты же сколько меня мучила! Ходишь тут по магазину, бедрами качаешь. Грудь вон торчит, как у молодой. А это на меня, знаешь, как действует. И если б я, правда, узнал, что ты с Бизоном… — Он скрипнул зубами. — Я бы вас обоих… Ладно, сядь, давай поговорим спокойно, чего уж теперь. Не маленькие. Да ты и сама хотела, я же видел.
— Ну не так же, Феликс!.. — Изольда чувствовала себя премерзко. — Я одна дома, никто не мешает… И вообще. Фу!..
Он засмеялся.
— Ладно, Изольда Михайловна, учтем. А насчет денег… Денег я тебе дам, но не сразу. Потом в знак благодарности, что ли, выручу, займу. «Лимонов» десять, не больше. Чего ради мне на собственной фирме конкурента растить?
У Изольды радостно забилось сердце. Хоть и унизили ее, грубо и бесцеремонно… гм-гм… поимели, а деньги все же пообещали. Да, на какие только унижения не приходится соглашаться женщине, чтобы добиться желаемого, пробиться через этот несокрушимый строй котов, жеребцов, быков и хряков! Вот в чем главный ужас жизни!
— Так за что вы хотите в будущем благодарить меня? — уже спокойнее и по-деловому спросила она, хотя по-прежнему не поднимала на Дерикота глаз, теребила юбку.