Татьяна и Тягунов ушли в спальню, легли, не зажигая света — за окном еще брезжило. Весенний день значительно прибавился, стояла середина апреля; пришла забытая за зиму теплынь, радость обновляющейся жизни. Но в душе Татьяны снова поселился промозглый зимний холод. Тревога за судьбу дорогого человека не покидала теперь ее ни на минуту.
Чтобы не расстраивать Тягунова, она держала себя в руках, бурно, горячо ответила на его ласки, а потом, когда он заснул, тихо и горько проплакала почти до утра.
Глава девятая
Уже к началу февраля девяносто пятого года, когда Грозный, растерзанный орудийными снарядами, минами и авиационными бомбами, был занят федеральными войсками, а лживая московская пропаганда через послушные средства массовой информации объявила о завершении в основном боевых действий в Чечне, штаб Джохара Дудаева переместился сначала в пригород, Черноречье, а потом менял место своего расположения практически каждые сутки. За Дудаевым началась настоящая охота: власти объявили его преступником, возбудили против него уголовное дело, обратились с просьбой о помощи к тем, кто знает его местонахождение, обещая за это солидное вознаграждение. Однако труды спецслужб (создали мобильный поисковый отряд) успеха не имели — мятежный генерал был неуловим. Наверное, в этом заслуга прежде всего Султана Гелисханова, начальника Департамента безопасности, умело организовавшего передвижения своего патрона. Да и сам генерал вовсе не собирался попадаться спецназовцам и милиционерам России. Он был знаменем, мозгом и надеждой чеченского сопротивления, хорошо понимал это и старался не подставляться. Наверно, он мог бы в силу сложившейся военной ситуации, поражения в Грозном «лечь на дно», переждать, потянуть время, предложить переговоры с Ельциным, что, кстати, и было сделано, но российский президент отказался. Джохару нужно было теперь время, чтобы хорошенько поразмыслить о том, что же делать дальше. Потеря Грозного, жестокость, с которой разрушили город, конечно же, произвели сильное впечатление как на мирное население, большей частью участвовавшее в боях с федеральными войсками, так и на истинных боевиков. Падение Грозного, а главное, беспощадный военный напор, с которым русские теперь штурмовали город, говорили Джохару и его единомышленникам, что российская армия, разозленная большими и бестолковыми потерями в начале боевых действий, особенно в новогоднюю ночь, 31 декабря девяносто четвертого года, будет теперь мстить за убитых и раненых, за сгоревшую технику, за ту первоначальную растерянность в захлебывающихся кровью атаках у президентского дворца и у железнодорожного вокзала. Разумеется, воля эта шла от российских генералов, обещавших в свое время навести порядок в Чечне за двое суток, желающих теперь восстановить свою подмоченную репутацию. Генералы всеми силами стремились наказать преступников-дудаевцев, а самого Джохара изловить и как следует проучить в назидание другим самозванцам президентам, мечтающим о независимости и свободе.
Разумеется, долго противостоять мощной российской армии Дудаев не мог, силы были слишком неравны. Это было единоборство Слона и Моськи. Тем не менее три последних года, 1991–1994[4]
, для дудаевцев не пропали даром: Джохару и его соратникам удалось сформировать, обучить и поставить под ружье тысячи и тысячи солдат. Главное же — вооружить их идеей свободы и независимости, священной войны против иноверцев. Как показало время, именно эта война, газават, утраивала, удесятеряла силы боевиков-чеченцев. Но и воинами они оказались вполне грамотными, русские генералы и командиры боевых соединений вынуждены были это признать. В этом признании было отчасти и объяснение первоначальных неудач русских: они-то явно собирались молниеносно разгромить плохо подготовленных, неорганизованных «бандитов», а воевать пришлось против прекрасно вооруженной, крепкой боевым духом армии.