Крестник Арамиса

— Успокойтесь, ради бога, — великодушно рассмеялся он. — Я предпочитаю встречаться с врагами только на поле боя. Вы свободны.

— С-с-свободен? — не верил своим ушам пленник.

— Да, вместе с вашими людьми. Безо всяких условий, кроме одного — верните мне побыстрее те двести тысяч пиастров, что вы так ловко вчера у меня стянули.

И громко расхохотавшись, подобно своему предку, королю Генриху, добавил:

— Что вы хотите, мой дорогой генерал? Мои солдаты воюют за деньги, вы бьетесь ради чести. Каждый отстаивает то, чего ему не хватает.

Часть четвертая ОХОТА ЗА ЯДАМИ

I В СЕН-СИРЕ

Тем временем в Версале были обеспокоены здоровьем Людовика XIV. Король заметно дряхлел. Война, неудачи военных кампаний, превратности судьбы… Словом, тревоги сильно подорвали здоровье его величества и изменили его характер.

Во избежание катастрофы при дворе стали принимать меры. Мадам де Ментенон и господин дю Мэн часто тайно совещались по этому поводу. Их интересы совпадали. Семья монарха так и не простила герцогу — его рождения, а маркизе — ее возвышения. Пока Людовик здравствовал, указ, который узаконивал герцога в праве на царствование, за неимением прямого наследника, был бы, конечно, уважен; маркизе тоже ничто не угрожало: ее положение, ранг, привилегии оставались в силе. Со смертью же государя оба лишались всего, потому что все давалось взаймы! Они это знали. Оба чувствовали, как колеблется под ногами пирамида их величия, возведенная с таким терпением и заботой, и, чтобы предотвратить обвал, они объединились, желая привести в исполнение замысел, коему и посвящена эта глава.

Близился к концу декабрь, и мадам де Ментенон под предлогом завершить год молитвами отправилась в Сен-Сир, где бывший ученик каждое утро приходил к ней с визитом.

В комнате второго этажа, обстановка которой свидетельствовала о простоте и строгости вкусов и привычек хозяйки, маркиза склонилась над своими бесконечными вышивками. Нанон, старая камеристка, доложила о приходе господина дю Мэна. Тот вошел со смиренным видом и почтительно поцеловал руку своей бывшей гувернантки.

— Ну, — спросила маркиза, — видели вы Фагона? Что он говорит?

— Бог мой, мадам, Фагон упрямится, не находит его больным и уверяет, что, если бы не употребление сладостей в таком количестве, он вновь обрел бы здоровье…

— Фагон самый глупый из трех лекарей, — отрезала маркиза. — Марешаль, хирург, предупредил меня, что может быть приступ и, если не принять меры…

Вдруг она резко изменила тему разговора.

— Какие новости с войны?

— Виллар удерживается во Фландрии и имеет явное превосходство, в Испании Вандом накануне пытался предпринять решительные действия.

— Если они закончатся удачно, это, без всякого сомнения, окажется большим счастьем для короля и Франции. — Мадам де Ментенон, не отрываясь от рукоделия, выдержала длинную театральную паузу. — Но это будет, конечно, большим несчастьем для нас.

— Почему?

— Милое дитя, разве вы не заметили, что процветание не способствует сговорчивости Людовика, и при малейшем успехе он снова становится надменным? Тиран с железным скипетром, перед которым каждый обязан преклонять колени…

Господин дю Мэн был с этим согласен и потому кивнул. Старая дама продолжала:

— А вот несчастье делает его слабым, лишает сил, воли… Он сомневается, спрашивает, соглашается, во всем следует нашим советам… Король отрекся бы от власти в пользу того, кто способен его утешить или развлечь…

Герцог понимающе улыбнулся.

— Разве Мовуазен не получил соответствующих инструкций? — спросил он.

— А, господин де Мовуазен…

— Когда я прикомандировывал его к штабу генерала де Вандома, я поручил ему длить кампанию до бесконечности… Он должен сговориться с командующим императорских войск… И, если я правильно толкую письма де Мовуазена, внук Беарнца, увенчанный лаврами и славой победителя, не стремится в Версаль…

— Великолепно. Вот кто поистине мудрый политик. Но позвольте, разве этот де Мовуазен не женился недавно на женщине, о которой я не хочу знать ни происхождения, ни прошлого, ни планов и которая утверждает, что имеет основания жаловаться на его величество и французское правосудие? Так, по крайней мере, мне сказал де ла Рейни.

— Да, и я добавил бы: для нас большая удача, что мадам де Мовуазен последовала за мужем в армию.

Мадам де Ментенон задумалась.

— Надо будет ее вызвать, — сказала сообщница резко, — она может быть нам полезной и здесь.

— Полезной? Здесь? Не понимаю…

Маркиза пристально посмотрела на него.

— Вы все прекрасно поняли, иначе не были бы моим учеником и сыном своей матери.

Герцог не мог не знать, что мадам де Монтеспан обвинялась в том, что с помощью яда избавилась от мадемуазель де Фонтанж, которая до нее пользовалась милостями короля. Он побледнел и закусил губу.