Крестный отец

Майкл сел на прежнее место. Он помнил, что Клеменца велел ему не садиться, а палить с ходу, едва он выйдет из уборной. Однако, то ли по неосознанному побуждению, то ли просто из страха, он поступил иначе. Он точно знал, что при первом же торопливом движении его пристрелят. Теперь он чувствовал себя уверенней — да, наверняка он струхнул, раз так приятно было не стоять больше на ногах. Ноги дрожали, подламывались.

Солоццо подался к нему всем телом. Под прикрытием столешницы Майкл расстегнул пиджак, напряженно вслушиваясь в речь Солоццо. Сейчас она для него звучала как полная тарабарщина. Он не понимал ни слова. Кровь гулко стучала в висках, звуки голоса не доходили до сознания. Правая рука под столом подползла к пистолету и вытянула его из-за пояса. Подошел официант принять заказ, Солоццо повернул к нему голову. Левой рукой Майкл отпихнул от себя стол, правая вскинула пистолет чуть ли не к самому черепу Солоццо. Турок обладал невероятной реакцией — не успел Майкл шелохнуться, как он уже отпрянул прочь. Но Майкл был моложе, его рефлексы сработали быстрей, и он успел спустить курок. Пуля вошла в висок между глазом и ухом и, пройдя навылет, шлепнула на куртку оцепеневшего официанта кровавый шмат вперемешку с осколками кости. Тотчас у Майкла возникла безотчетная уверенность, что этой одной пули достаточно. В последний миг Солоццо оглянулся, и Майкл явственно увидел, что жизнь угасает в его глазах, как гаснет пламя свечи.

Секунда — и Майкл, круто развернувшись корпусом, наставил пистолет на Макклоски. Капитан полиции вытаращился на Солоццо изумленно и безучастно, как если бы случившееся не имело к нему отношения. Опасности для себя он, казалось, не ощущал. Вилка с куском телятины задержалась на полпути ко рту, взгляд неспешно перешел на Майкла. В лице, в глазах читалось столько самонадеянного возмущения, столько уверенности, что сейчас же, немедленно этот сосунок либо сдастся ему на милость, либо кинется наутек, — что Майкл, нажимая на курок, не мог сдержать усмешку. Выстрел получился никудышный. Он не уложил Макклоски, лишь задел его могучую бычью шею, и капитан шумно поперхнулся, точно давясь непомерно большим куском телятины. Воздух наполнился розовыми брызгами, которые он выкашливал из своих разорванных легких. Очень хладнокровно, рассчитанно Майкл выпустил вторую пулю в тронутую сединой макушку.

Воздух плотнее застлало розоватой мглой. Майкл рывком повернулся к столику у стены. Мужчина за столиком ни разу не шелохнулся. На него точно столбняк напал. Сейчас он выразительно положил на стол ладони и отвел глаза в сторону. Официант, пятясь назад, отступал к кухонной двери, с ужасом уставясь на Майкла, будто не верил собственным глазам. Солоццо, подпираемый сбоку краем стола, по-прежнему сидел на стуле. Макклоски, осев всей своей тяжестью вниз, постепенно съехал на пол. Майкл разжал пальцы, пистолет бесшумно скользнул вниз по его бедру. Ни мужчина за дальним столиком, ни официант определенно не заметили, как он уронил оружие. В несколько шагов Майкл очутился у двери, открыл ее. Автомобиль Солоццо все еще стоял у тротуара, но водителя не было видно. Майкл двинулся налево, завернул за угол. Впереди сверкнули фары, и возле него остановилась обшарпанная закрытая машина; распахнулась дверца, Майкл прыгнул внутрь, и машина, взревев мотором, рванула вперед. За баранкой сидел Тессио; его резкие черты отвердели, словно изваянные из мрамора.

— Трахнул Солоццо? — спросил он.

Майкла на мгновение поразило, что Тессио воспользовался таким словцом. Его неизменно употребляли в определенном смысле, трахнуть женщину означало переспать с нею.

— Обоих трахнул, — отвечал он.

— Это точно?

— Я видел их мозги, — сказал Майкл.

Одежда на смену той, что была на нем, ждала Майкла в машине. Через двадцать минут он был на борту итальянского грузового судна, уходящего к берегам Сицилии. А через два часа судно вышло в море, и Майклу из каюты видно было, как сполохами адского пламени пылают за иллюминатором огни Нью-Йорка. Он испытывал безмерное облегчение. Он выбрался, он больше ни к чему не причастен. Это было знакомое чувство — ему вспомнилось, как его подобрали с острова, на который он высадился с отрядом морских пехотинцев. Еще шел бой, но его с легким ранением переправляли на борт плавучего госпиталя. И такое же, как теперь, блаженное чувство легкости охватило его. Да, разверзнется ад кромешный — только его при том не будет.

На другой день после убийства Солоццо и Макклоски каждое отделение нью-йоркской полиции передало через участковых инспекторов: до тех пор, пока не будет пойман убийца капитана Макклоски, закрываются игорные дома, закрываются дома терпимости, закрывается тотализатор. По городу начались повальные облавы. Всякая доходная деятельность, которая совершалась в нарушение закона, приостановилась.