Показательно, что молодой Сантино, которому тогда еще не ожесточили душу годы и образ жизни, распространил свое покровительство на всю округу. Он лично посетил владельца пресловутой компании, сказав, чтобы его работничков в пределах города Лонг-Бич никогда больше духу не было. Как только у семейства Корлеоне наладились обычные деловые связи с местной полицией, их стали информировать о каждой подобной жалобе, каждом профессиональном преступлении. Еще до истечения года с преступностью в Лонг-Бич обстояло благополучно, как ни в одном другом американском городе равной величины. Специалисты-взломщики, громилы получали единственное предупреждение – не заниматься своим ремеслом в этом городе. Один раз им дозволялось ослушаться. На второй они просто исчезали. Артистам вроде горе-техников по усовершенствованию жилого оборудования, жуликоватым коммивояжерам вежливо разъясняли, что в городе Лонг-Бич их присутствие нежелательно. Непонятливых, которые предпочитали петушиться, избивали до полусмерти. Мальчишкам из местной шпаны, не научившимся жить в уважении к закону и властям, отечески советовали убегать из дома. Лонг-Бич сделался городом образцового порядка.
И ведь надувательство потребителей совершалось в рамках законности – вот что произвело глубокое впечатление на дона Корлеоне. Определенно, для человека его способностей сыщется место в мире, куда заказаны были пути честному пареньку из бакалейной лавки. И он предпринял шаги, дабы утвердиться в этом мире.
Так жил он да поживал в предместье города Лонг-Бич, укрепляя свою державу и расширяя ее границы, – вплоть до того дня, когда мировая война уже была позади и Турок Солоццо, нарушив соглашение, ввергнул в войну державу дона Корлеоне, а его самого уложил на больничную койку.
Книга IV
Глава 15
В захолустном нью-гэмпширском городишке ни одно мало-мальски непривычное событие не пройдет незамеченным – высунется из окна голова хозяйки, приоткроет веки лавочник, задремавший в дверях своего заведения. И потому, когда у дома Адамсов остановилась черная машина с нью-йоркским номером, об этом в считаные минуты знали все.
Кей Адамс – плоть от плоти провинциального захолустья, даром что училась в университете, – тоже выглянула в окно своей спальни. Она сидела и готовилась к экзаменам и только собралась спуститься поесть, как обратила внимание на чужую машину и почему-то не очень удивилась, когда она подкатила к их газону. Из машины вылезли двое, оба рослые, плотные – такими обычно изображают гангстеров в кинофильмах, – и с этой мыслью Кей опрометью слетела вниз по лестнице, чтобы первой встретить их в дверях. Она не сомневалась, что они прибыли от Майкла или его родных, и лучше ей было представить их родителям самой. Нет, она и не думала стыдиться никого из друзей Майка – просто ее родители, люди старого закала и коренные янки, уроженцы Новой Англии, могли не понять, для чего их дочери знаться с публикой такого пошиба.
Она подоспела как раз в ту секунду, когда раздался звонок, и, крикнув матери: «Сиди, я открою», отворила дверь. На пороге стояли те двое. Один сунул руку в нагрудный карман движением, каким гангстер лезет за револьвером, и Кей тихонько ойкнула от неожиданности, – но мужчина вынул лишь кожаную книжечку, привычно тряхнул кистью, раскрывая ее, и показал Кей удостоверение.
– Джон Филипс, сыскной агент из полицейского управления города Нью-Йорка, – сказал он.
Он кивнул на своего спутника, смуглокожего, с очень густыми, черными, как вакса, бровями.
– Мой сотрудник, агент Сириани. А вы – мисс Кей Адамс?
Кей молча наклонила голову. Филипс сказал:
– Вы разрешите нам зайти на пару минут поговорить? Это насчет Майкла Корлеоне.
Она посторонилась, пропуская их в дом. В эту минуту из бокового коридорчика, ведущего к кабинету, показался ее отец.
– Что там такое, Кей? – спросил он.
Седовласый, худощавый и внушительный, он был не только пастором местной баптистской общины, но и славился в религиозных кругах своей ученостью. Кей не решилась бы утверждать, что до конца постигла его, – он часто вызывал в ней озадаченность, – но знала, что отец ее любит, хоть и находит, кажется, не слишком интересной личностью. Между ними никогда не было подлинной близости, но она ему доверяла. И потому отвечала, не лукавя:
– Это приехали из Нью-Йорка – из полиции. Хотят от меня что-то узнать про одного знакомого студента.
Мистер Адамс, кажется, не удивился.
– Так, может быть, пройдем ко мне в кабинет? – предложил он.
Агент Филипс осторожно сказал:
– Мы предпочли бы побеседовать с вашей дочерью наедине, мистер Адамс.
Мистер Адамс учтиво возразил:
– Это уж как посмотрит Кей, я полагаю. Тебе как удобнее, девочка, – одна поговоришь с этими господами или лучше при мне? Или хочешь – в присутствии мамы?
Кей покачала головой:
– Лучше одна.
Мистер Адамс сказал Филипсу:
– Мой кабинет в вашем распоряжении. Не останетесь ли потом позавтракать с нами?
Мужчины поблагодарили и отказались. Кей повела их в кабинет.