Крестный отец

– Послушайте, мистер Фонтейн. Во-первых, я вам не «любезный». Я – доктор медицины, и потрудитесь называть меня «доктор». Далее. Да, я сообщил вам чрезвычайно приятную новость. Когда я вас привел сюда, я был уверен, что на связках злокачественное новообразование и нужно будет удалять всю гортань. Если вообще уже не поздно. Я волновался, как бы не пришлось сообщить вам, что вы покойник. Вот почему я с таким восторгом сказал «бородавки». Оттого что вы столько удовольствия мне доставляли своим пением, сколько свиданий в молодые годы у меня завершилось благодаря ему успехом, – оттого что вы подлинный артист. Но вместе с тем и человек, крайне испорченный славой. Вы думаете, раз вы Джонни Фонтейн, то у вас рака быть не может? Или неоперабельной опухоли мозга? Или инфаркта? Думаете, что вы не умрете никогда? Что на приятной музыке свет клином сошелся? Горя вы не видели, вот что. Прогуляйтесь по этой больнице – и вы серенады будете петь своим бородавкам. А потому кончайте валять дурака и делайте, что положено. Пусть ваш лжемедик, этот Адольф Менжу в роли врача, найдет вам приличного хирурга, но если сам вздумает соваться в операционную, я вам советую заявить в полицию, что совершено покушение на вашу жизнь.

Он круто повернулся и пошел к двери. Валенти за его спиной произнес:

– Молодчина, док, так его!

Джул оглянулся на него:

– Скажите, а вы каждый день надираетесь с утра пораньше?

– Ага.

Нино Валенти ухмылялся так добродушно, что Джул сказал ему мягче, чем собирался:

– Имейте в виду, от силы лет пять протянете, если будете продолжать в том же духе.

Валенти, пританцовывая с тяжеловесной грацией, двинулся к нему. Обхватил Джула за плечи, обдав его густой струей перегара. Его распирало от веселья.

– Пять лет? – переспросил он, задыхаясь от смеха. – Родимые мои, да почему ж так долго?

Через месяц после операции Люси Манчини сидела у плавательного бассейна лас-вегасской гостиницы, держа в одной руке стакан с коктейлем, а другой приглаживая кудри Джулу Сегалу, положившему ей голову на колени.

– Хочешь глотнуть для храбрости? – поддразнивал ее Джул. – Не обязательно, в номере у меня припасено шампанское.

– А ты уверен, что ничего так скоро? – спросила Люси.

– Послушай, с врачом имеешь дело! Великий день настал. Ты хоть соображаешь, я буду первый в истории медицины хирург, который проверил на себе результаты своей сенсационной операции? Как говорится, до и после. Заранее предвкушаю, как буду это описывать в статье для научного журнала. Значится, так – «если неоспоримую приятность «до» мы объясним причинами психологического свойства и глубиной познаний инструктора-хирурга, то coitus в послеоперационный период обязан своими высокими качествами исключительно неврологическим…» – На этом месте у Джула вырвался негодующий вопль, так как Люси больно дернула его за вихор.

– Во всяком случае, если тебе не понравится, имею полное право сказать, что сам виноват. – Она посмотрела на него сверху вниз, улыбаясь.

– Фирма работает с гарантией. Замысел – мой, старику Келнеру я просто дал возможность заняться физическим трудом… Ну, отдыхаем, впереди долгая ночь научных изысканий.

Когда они поднялись к себе в люкс – они теперь жили вместе, – обнаружилось, что Люси поджидает сюрприз: сногсшибательный ужин, а рядом с ее бокалом для шампанского, в футляре от ювелира, – обручальное кольцо с огромным бриллиантом.

– Видишь, как я уверен в качестве своей работы, – сказал Джул. – Поглядим теперь, как ты оправдаешь эту уверенность.

Он был очень нежен с нею и очень осторожен. Ей поначалу было немного боязно, невольно плоть ее отпрянула от его прикосновения – потом, осмелев, она почувствовала, как ее страсть набирает доселе не изведанную силу, – и, когда первоначальное «изыскание» подошло к концу и Джул прошептал:

– Ну, мастер я своего дела? – Люси, тоже шепотом, горячо подтвердила:

– Да, да, и еще раз да!

И оба прыснули, вновь приступая к процессу «изысканий».

Книга VI

Глава 23

Многое сделалось наконец понятным Майклу Корлеоне в судьбе отца и его характере за пять месяцев жизни изгнанником на сицилийской земле. Понятно стало, откуда берутся люди, подобные Люке Брази или неистовому caporegime Клеменце, и почему безропотно мирится с отведенной ей ролью его мать. Ибо он на Сицилии увидел, во что бы обратились они, если бы предпочли не бороться с уготованной им долей. Он понял, почему дон так любит повторять, что каждому человеку дана своя, единственная судьба. Ему открылись истоки неуважения к законной власти, к правительству – истоки ненависти ко всякому, кто нарушит обет молчания, omerta.