Крестный отец

Извинение звучало искренне. В эту минуту Хейген забыл о своей неприязни к нему. Видимо, все же что-то есть в этом тридцатипятилетнем мальчике, иначе дон так не любил бы его.

– Да ладно, Джонни, забудь. – Его тяготила откровенность этого излияния, тяготило и подозрение, что оно, может статься, вызвано страхом – страхом, как бы против него не настроили дона. Другое дело, что дона, разумеется, настроить так или иначе невозможно по определению. Любые перемены в его пристрастиях исходят лишь от него самого. – Зря ты отчаиваешься раньше времени, – продолжал он. – Дон говорит, что козни Вольца он сумеет нейтрализовать. И премию ты почти наверняка получишь. Но он считает, что для тебя это еще не решение проблемы. Он хочет знать, хватит ли тебе ума и духу самому стать продюсером – взять производство картин, от начала и до конца, в свои руки.

– Как это он, интересно, надеется добыть для меня «Оскара»? – недоверчиво спросил Джонни.

Хейген резко отозвался:

– Отчего ты с такой легкостью готов поверить, что Вольцу это под силу обстряпать, а твоему крестному – нет? Так вот, раз уж нам с тобой так или иначе предстоит решать вопросы, а для этого необходимо твое доверие, – я тебя просвещу. Только держи это при себе. Видишь ли, твой крестный – неизмеримо более могущественный человек, чем Джек Вольц. Причем могущественный – в неизмеримо более существенных областях. Ты хочешь знать, каким образом он может повлиять на присуждение премии? У него – или, точнее, у тех, кто от него зависит, – находятся в подчинении все профсоюзы кинопромышленности и, стало быть, все – или почти все те, кто присуждает премии. Естественно, ты должен и сам по себе чего-то стоить, сам должен заслужить право оспаривать у других награду. Кроме того, твой крестный умнее Джека Вольца. Он не станет ходить по этим людям и требовать, угрожая пистолетом, – либо вы голосуете за Джонни Фонтейна, либо прощаетесь с работой. Не станет прибегать к силовым мерам там, где силовые меры не действуют или излишне накаляют обстановку. У него эти люди проголосуют за тебя, потому что им так хочется. Иной вопрос, что им не захочется, если дон не проявит определенного интереса. В общем, поверь мне на слово, ему по силам устроить тебе премию. И без него тебе ее не видать.

– Допустим, я поверю, – сказал Джонни. – Допустим также, что мне хватит и ума, и духу, чтобы стать продюсером, – все равно у меня на это нет денег. Ни один банк не возьмется меня финансировать. На то, чтобы сделать фильм, нужны миллионы.

Хейген сухо сказал:

– Когда получишь своего «Оскара», приступай – с таким расчетом, чтобы выпустить для начала три картины. Нанимай самых лучших, кто есть в вашей профессии, – лучших операторов и так далее, лучших актеров, словом, всех сверху донизу. С тем, чтоб тебе запустить в производство от трех до пяти картин.

– Ты в уме? – сказал Джонни. – На это знаешь сколько надо? Миллионов двадцать…

– Когда потребуются деньги, – сказал Хейген, – свяжись со мной. Я назову тебе банк здесь, в Калифорнии, куда надо обратиться за средствами. Не беспокойся, банки сплошь да рядом финансируют кинопроизводство. Общепринятым порядком попросишь предоставить тебе ссуду, подведешь обоснование – короче, вступишь в обычные деловые переговоры. Ответ будет положительный. Только сначала повидаешься со мной, покажешь мне все расчеты, изложишь свои наметки. Ну как?

Джонни долго молчал. Наконец спросил негромко:

– Хорошо, а условия?

Хейген улыбнулся.

– В смысле, понадобятся ли от тебя какие-нибудь услуги взамен двадцати миллионов ссуды? Еще бы. – Он подождал, но Джонни не отозвался на это. – Хоть, впрочем, не обременительнее тех услуг, какие ты и так оказал бы дону, если бы он тебя попросил.

Джонни сказал:

– Но понимаешь, если услуга нешуточная, то попросить о ней должен сам дон, лично. То есть указаний от тебя или от Санни будет недостаточно.

Подобного здравомыслия Хейген от него не ожидал. Оказывается, у Фонтейна есть все же голова на плечах. Соображает, что дон, при его осмотрительности и его любви к крестнику, никогда не потребует от него неразумно рискованных поступков, а Санни – может. Он сказал:

– На этот счет могу тебя успокоить. У нас с Санни есть от дона строгий приказ не впутывать тебя в дела, которые могли бы повредить твоей репутации в случае огласки. Сам он тем более никогда себе этого не позволит. Речь идет об услугах такого рода, что, ручаюсь, он тебя даже попросить не успеет – ты же первый вызовешься, добровольно. Ну как, устраивает?

Джонни улыбнулся:

– Устраивает.

Хейген сказал:

– И еще вот что – он в тебя верит. Считает, что ты толковый мужик и банк, вероятней всего, на тебе неплохо заработает, а значит, неплохо заработает и он. Так что у него тут есть свой расчет, и ты не забывай об этом. Деньгами не сори напрасно. Пускай ты у него любимый крестник, но двадцать миллионов – это сумма. Дону придется высунуть голову наружу, чтобы тебе ее добыть.

– Он может быть покоен, – сказал Джонни. – Если фрукт вроде Джека Вольца ходит в титанах мирового кино, то уж как-нибудь и мы не оплошаем.