– И потом, я бы хотел чаще видеться с девочками, – сказал Джонни. – Хотел бы остепениться немного. Что, если я буду по пятницам приходить к вам обедать? Ни одного раза не пропущу, клянусь тебе, – как бы я далеко ни находился, как бы ни был занят. Ну, и по мере возможности постараюсь проводить с ними субботу и воскресенье или там брать их к себе на каникулы…
Джинни примостила ему на грудь пепельницу.
– Что ж, я не против, – сказала она. – Я для того и замуж снова не пошла, чтобы ты оставался им отцом. – Голос ее звучал бесстрастно, но Джонни, глядя на потолок, отметил, что это сказано во искупление других, жестоких слов, которые она ему наговорила однажды, когда их брак распался и сам он покатился с вершины вниз. – Кстати, ну угадай, кто мне звонил.
Джонни не подхватил эту игру – он не находил в ней ничего забавного.
– Кто? – спросил он.
– Хоть бы разок для приличия попробовал угадать, – сказала Джинни. Он молчал. – Твой крестный.
Джонни искренне поразился:
– Вот те на! Он же никогда ни с кем не говорит по телефону… И что сказал?
– Просил, чтобы я тебя поддержала. Он сказал, что тебе по силам подняться выше прежнего, что ты уже пошел в гору, только нужно, чтобы кто-то рядом верил в тебя. Я говорю – а с какой стати? А он мне – с такой, что он отец твоих детей. До того славный дядечка – и чего о нем плетут всякие ужасы…
Вирджиния питала вражду к телефонам и истребила за это время все аппараты в доме, оставив лишь один у себя в спальне и один на кухне. Сейчас тот, что был на кухне, зазвонил. Она вышла. Когда вернулась в гостиную, на лице ее было написано удивление.
– Тебя, Джонни, – сказала она. – Том Хейген. Говорит, что-то важное.
Джонни пошел на кухню и взял трубку.
– Да, Том, слушаю.
Том Хейген заговорил ровным голосом:
– Джонни, Крестный отец велит мне повидаться с тобой – фильм закончен, теперь не мешает подумать о будущем. Он хочет, чтобы я летел ранним рейсом. Можешь ты меня встретить в Лос-Анджелесе? Мне нужно завтра же назад в Нью-Йорк, так что, если у тебя что-то назначено на вечер, не беспокойся, вечер твой.
– Все ясно, Том. И насчет вечера тоже нет проблем. Переночуешь, развеешься немного. Я позову гостей, познакомишься кое с кем из кинематографистов. – Джонни не забывал предложить это всякому, с кем рос на одной улице, чтобы не думали, что он зазнался.
– Спасибо, – сказал Хейген, – но мне правда необходимо будет поспеть на ночной самолет. Так ты меня встретишь? Я вылетаю из Нью-Йорка в одиннадцать тридцать.
– Встречу, конечно, – сказал Джонни.
– Сам из машины не выходи. Пошли кого-нибудь за мной, пусть встретят и приведут к тебе.
– Как скажешь.
Джонни возвратился в гостиную, и Джинни взглянула на него с немым вопросом.
– Мой крестный строит какие-то планы относительно меня, хочет помочь. Это ведь он неким чудом выбил для меня роль в картине. Только лучше бы этим и ограничился…
Он снова растянулся на диване. Его одолевала усталость. Джинни сказала:
– Может, тебе не ездить сегодня домой, ляжешь в комнате для гостей? Утром позавтракаешь с девочками – куда катить в такую поздноту. И вообще не представляю себе, как ты там существуешь, один-одинешенек во всем доме. Неужели тоска не берет?
– Да я дома-то почти не бываю, – сказал Джонни.
Она рассмеялась.
– Ну, значит, не переменился. – Она задумалась на мгновение. – Так постелить тебе в свободной спальне?
Джонни сказал:
– А в твоей нельзя?
Она вспыхнула:
– Нет. – Но все-таки улыбнулась ему, и он ответил ей улыбкой. Ну, хоть друзья, и на том спасибо…
Наутро Джонни проснулся поздно: прямо в задернутые шторы било солнце. Раньше двенадцати оно сюда не заглядывало. Он крикнул:
– Эй, Джинни, завтрак мне еще причитается?
Издалека ее голос отозвался:
– Сейчас, одну минуту!
Ей и вправду хватило одной минуты. Вероятно, держала все наготове, еду – в горячей духовке, поднос – под рукой, потому что Джонни не успел еще закурить натощак первую сигарету, как дверь отворилась и его дочери вкатили в комнату столик на колесах.
Они были такие прелестные, что у него защемило сердце. Их умытые мордашки сияли свежестью, живые глаза сверкали любопытством и нетерпением, – видно, их так и подмывало кинуться к отцу. Длинные волосы были чинно заплетены в косички, пышные платьица чинно застегнуты, ноги обуты в белые лаковые туфельки. Они замерли у столика с завтраком, глядя, как он гасит окурок, дожидаясь, когда он раскинет руки в стороны, призывая их к себе. Они налетели на него одновременно. Душистые, нежные щечки прижались к его лицу, он потер их небритым подбородком, поднялся визг. В дверях показалась Вирджиния и подкатила столик ближе, чтобы Джонни мог завтракать не вставая. Она присела на край кровати, подливала ему кофе, намазывала маслом гренки. Девочки уселись на кушетку напротив, охорашиваясь, приглаживая растрепанные волосы. Как они выросли – с такими уж не затеешь сражение подушками или возню на ковре. Ах, черт, думал он, скоро станут совсем большие – скоро за ними уже начнет ухлестывать голливудская шпана…