Крестоносец

Я сгорал от желания увидеться с нею наедине. По пути обратно в лагерь я обдумывал, как можно это устроить. Джоанне предстояло поселиться вместе с королем, в замке внутри стен Яппы, недавно получившем новую крышу и частично отстроенном. Пробраться к ней в опочивальню было воистину трудной задачей.

Прошло несколько мучительных дней, не подаривших мне ни единого случая. Мне удалось перемолвиться с Джоанной парой слов однажды утром, когда она выезжала с королем на соколиную охоту. Этого хватило, чтобы увериться, что я ей все еще небезразличен, и признаться в своей вечной любви, но для разговора было слишком людно. О прикосновении, которого я так жаждал, не могло идти и речи.

Ричард, вольный делать что ему вздумается, проводил с Беренгарией меньше времени, чем я предполагал. Он вставал рано поутру и редко навещал ее в течение дня. Я говорил себе, что это не имеет значения, раз они проводят вместе ночи, однако подмечал его холодное обращение с ней. Не думаю даже, что он замечал тоску в ее глазах, когда уходил. Короля, похоже, больше занимали переговоры с Саладином, чем общение с молодой женой.

Семнадцатого октября Саладин прислал к королю своего письмоводителя Ибн ан-Нахлаля, а не Сафадина. Ту встречу я запомнил надолго — настолько неприятной она была.

Ибн ан-Нахлаль был низеньким коренастым чернобородым сарацином. Умный и обходительный, что свойственно писцам и прочему ученому люду, он немного говорил по-французски, но все равно нуждался в переводчике. Ричард принял его в отстроенном и отделанном заново большом зале, меньшем по размерам, чем в Акре, но с такими же высокими окнами и каменным полом. На помосте, в дальнем конце, были установлены несколько кресел с высокими спинками. Толстые стены впитывали большую часть тепла, я не облачался в доспехи, и все-таки в помещении было жарче, чем мне хотелось бы.

Собрание не было многолюдным. Присутствовали король и Онфруа де Торон. По распоряжению Ричарда я захватил с собой Абу. Были также де Шовиньи и де Бетюн. Ибн ан-Нахлаль имел при себе только переводчика, охранявшие его мамлюки вынуждены были остаться снаружи.

После коротких представлений и обмена любезностями король перешел к делу. Он сказал то же, что ранее говорил мне: о потерях с обеих сторон, о громадной цене войны в Утремере. Ибн ан-Нахлаль, поглаживая бородку, охотно с ним согласился и осведомился, есть ли у Ричарда предложения.

— Есть, — заявил король. — Иерусалим является для нас местом священного поклонения, и мы не откажемся от него, пока жив хотя бы один из нас. Земли отсюда и до реки Иордан должны отойти к нам. Истинный Крест, который для вас — простая деревяшка, не имеющая ценности, чрезвычайно важен для христиан. Если вы возвратите его, мы сможем заключить мир и отдохнуть от бесконечных трудов.

Переводчик исполнил свою работу, после чего повисла долгая тишина, во время которой Ибн ан-Нахлаль поглаживал бороду.

Нетерпение Ричарда выдавала только правая нога, вздрагивавшая время от времени.

Его требования велики, думал я. Наверняка они намного превышают размер тех уступок, на которые готов пойти Саладин.

Наконец Ибн ан-Нахлаль заговорил.

— Мне, государь, известны не все мысли Салах ад-Дина, — сообщил он через переводчика. — Но я уверен, что ответ его будет примерно следующим. Иерусалим столько же наш, сколько и ваш. На деле он даже более священен для нас, чем для вас, ибо именно здесь Пророк совершил восхождение на небо и именно в этом городе соберутся все правоверные, чтобы встретить Судный день. Не заблуждайтесь, думая, будто мы способны отречься от него. Земля эта тоже изначально наша. Вы прибыли на нее недавно и сумели завладеть ею только по причине слабости мусульман, проживавших здесь в то время.

Последняя его фраза намекала на войну столетней давности, в ходе которой христиане отобрали у сарацин Иерусалим и образовали свое королевство в Утремере.

Когда Онфруа перевел, а Абу подтвердил его слова, на лице Ричарда ничего не отразилось.

Он наверняка не удивлен, но и не рад, подумал я.

— Что насчет Креста? — спросил король.

— Обладание им — наш сильный козырь, господин, и мы его не отдадим, разве что в обмен на реликвию, имеющую такую же ценность для ислама.

Безмятежность Ибн ан-Нахлаля говорила о том, что ничего подобного у Ричарда нет.

Я напрягся, но не смог припомнить никаких священных реликвий, захваченных в Акре или здесь, в Яппе.

Снова повисло молчание. Теперь уже король погрузился в глубокие раздумья.

Тянет время, подумал я, но ошибся.

— Спроси у Саладина, считает ли он достаточно ценной руку моей сестры. Что, если она выйдет за его брата Сафадина? Они могли бы совместно править этой страной, а Иерусалим стал бы их столицей.

Пока толмач вполголоса переводил, Ибн ан-Нахлаль прищурился.

— Искренне ли вы говорите, господин?

— Да.

Голос Ричарда был низким, но уверенным.

Ибн ан-Нахлаль был прирожденным дипломатом: по выражению его лица никто не мог понять, верит он королю или нет.

— В таком случае, государь, я передам это предложение Салах ад-Дину. Он выслушает его с величайшим вниманием.