Крестоносец

— Не совсем, — ответил я, чувствуя, как проведенные без сна часы наваливаются на меня всей своей тяжестью. Самое время нырнуть под одеяло и вздремнуть, пока лагерь не начал оживать.

— Ты хороший человек. — Он повернулся и ткнул пальцем в сторону сарацинского лагеря. — Турок… он пло…

Итальянец осекся.

Сон как рукой сняло. Я тоже вгляделся в ту сторону и прошептал:

— Что ты видел?

Он указал рукой:

— Блеснуло… где-то там.

Честное слово, внутри у меня все перевернулось, слева направо и назад. Пристальным взором обводил я скудные кусты и неровную поверхность долины. Затем, примерно в полумиле от нас, мелькнула одна яркая вспышка, за ней вторая — отблеск солнца на металле. Где-то там всадники, решил я. И всадники не наши.

Глава 31

— Острое у тебя зрение, — сказал я генуэзцу. — Это турки, неверные идут. Понимаешь?

Итальянец кивнул, взволнованный, но собранный.

— Иди поднимай своих товарищей. А вообще-то, буди всех — кричи во все горло!

— Хорошо. А ты?

Я усмехнулся:

— Ну, я займусь тем же самым. И между делом разбужу короля.

Он расхохотался, этот храбрый мерзавец, и первый отрезок пути мы пробежали вместе, выкрикивая тревогу на французском и итальянском. Странный получился хор, но он сработал. Люди выползали из палаток, засыпая нас вопросами. Враг идет, отвечал я, в неизвестной силе. «К оружию!» — орал я осипшим голосом.

Ричард услышал шум. Я застал его у шатра в одном исподнем, но с датской секирой в руке. Небритый, с хищным прищуром, он напоминал одного из древних богов. Или, быть может, воина-викинга.

Такого приятно иметь на своей стороне, подумал я в приступе пылкой привязанности.

— Что случилось, Руфус? — спросил он.

Я рассказал о том, что видели мы с генуэзцем.

— Саладин, вот собака!

Ричард сразу взялся за дело, отдавая приказы, пока оруженосец помогал ему облачаться в гамбезон и кольчугу. Всем изготовившимся к битве солдатам полагалось немедленно собраться за стеной. Тем временем следовало оседлать пятнадцать коней и держать их вне досягаемости лучников. После того как соберется достаточно солдат, нам предстояло построиться перед рукотворной преградой: рыцари — впереди, за ними — жандармы с арбалетами.

— С нами Бог, Руфус, — сказал король. — А теперь ступай. Я скоро буду.

— Есть, сир!

Мне нужно было захватить только щит. Я забежал в палатку, где обнаружили Риса, одетого и вооруженного. С ним был де Дрюн. Схватив щит, я велел им следовать за мной.

Мы вышли на улицу и впервые смогли составить представление о размахе «внезапного» нападения турок. Плотный строй из сотен и сотен вражеских всадников расположился примерно в трети мили от нашей стены. По какой-то причине сарацины не спешили идти в атаку.

Это было нам на руку, ведь мы были единственными, кто противостоял им. И все же волосы у меня на затылке встали дыбом.

— Мария, Матерь Божья, — промолвил де Дрюн.

Лицо Риса стало белым, как у окоченевшего трупа, но с уст его не сорвалось ни слова. Вместо этого он взвел арбалет, наложил стрелу, вскинул оружие к плечу, но затем снова опустил.

— Псы еще недостаточно близко, — сказал он.

— К счастью для нас, — с чувством заметил я.

Показались два рыцаря: де Бетюн и Торн. Никогда я так не радовался их появлению.

— Впятером против всей этой оравы? — Торн фыркнул. — Да запросто!

Я натужно хохотнул:

— Нужно немножко королю оставить, а то ведь он не похвалит.

— Тут всем хватит, — отрезал де Дрюн, взводя арбалет.

Подоспели генуэзские жандармы, около десяти, среди которых я разглядел своего недавнего приятеля. На лицах итальянцев играли широкие ухмылки. Они оказались лишь первой каплей потока. За ними пришли пятеро рыцарей, потом две дюжины пехотинцев, а далее хлынула целая толпа рыцарей, многие из которых не успели толком облачиться в доспехи и вооружиться. На некоторых солдатах были только туники. Я улыбнулся про себя, подумав, что стрелять из арбалета можно и с голым задом.

Появился король, и мы разразились громким приветствием. Он улыбнулся и велел нам построиться полумесяцем так, чтобы стена оказалась у нас за спиной. Рыцари и жандармы с пиками образовали первую шеренгу — я стоял в ней, имея Торна по левую руку, а де Бетюна по правую. Мы опустились на колено и соединили щиты, затем уперли копья тупым концом в землю, наклонив оружие в сторону противника. Еж из наконечников представлял собой опасную преграду. Позади нас расположились остальные жандармы, разбившись на пары. По приказу Ричарда один должен был стрелять, а другой перезаряжать. Сам король расхаживал за строем и напоминал, что от нас требуется всего лишь стоять крепко.

— Они будут разбиваться о нас, как волны о скалы, — кричал он. — Пусть накатываются!

— Львиное Сердце!

Это снова был де Дрюн.

Мы не раз и не два издавали этот клич, черпая твердость в отваге и решительности нашего вождя. И верили, что сумеем отразить натиск.

Утратив преимущество внезапности и опасаясь нашего колючего «ежа», сарацины не спешили. Они подвели коней поближе, но остановились шагах в ста.

Ричард почувствовал обуревавшее нас стремление.

— Не стрелять! — распорядился он.

Ни одна стрела не полетела.