Вскоре по войску разлетелась шутка: королю потребовалось меньше времени, чтобы взять Мессину, чем священнику отслужить заутреню. Не вполне верно — но стремительность штурма была примечательной. Любая осада благодаря мощным укреплениям и слабости стенобитных машин могла длиться месяцами. В этом же случае сопротивление прекратилось еще до того, как день перешел в вечер.
Разрушения не ограничились городом. Отряды Ричарда направились в гавань и предали огню сицилийский флот. Сама Мессина тоже выгорела бы дотла, если он не вмешался лично. Не посмев перечить наводившему ужас королю, в кольчуге и заляпанном кровью сюрко, солдаты вернулись в лагерь. Мало кто был трезв, и большинство их возвращалось с добычей. Я видел, как воины катили бочки с вином, несли части туш, мешки с мукой, отрезы материи и серебряную посуду. Кудахтали и метались куры, которых отлавливали по переулкам пьяные жандармы. Двое лучников с горем пополам тащили скатанный ковер длиной в две повозки.
Пока солнце — огненный оранжевый шар — закатывалось за горизонт, я стоял вместе с Ричардом на надвратном укреплении и наблюдал за тем, как на стенах водружают королевские и аквитанские знамена. Стяг Танкреда полетел вниз на улицу, где жандармы вытирали об него ноги и гоготали. Старый гнев всколыхнулся во мне: не так ли все было, когда солдаты под началом Гая, брата Фиц-Алдельма, сожгли мою родовую твердыню в Кайрлинне? Я не позволил гневу разгореться. Ирландия далеко, за полмира отсюда, а Иерусалим еще только предстоит взять.
— Хороший день, Руфус, — произнес Ричард, кладя локти на парапет. — Мессина моя.
— Как и полагается, сир, — сказал я. Король мог быть доволен: не он начал эту битву, зато он ее закончил. И при этом не допустил большой резни.
— Посмотри.
Ричард дернул подбородком.
Невдалеке от ворот я разглядел наблюдавших за нами двух солдат с лилиями на щитах.
— Французы, — сказал я.
— Разнюхивают по велению Филиппа, — отозвался Ричард. На его губах появилась хищная усмешка. — Любопытно, как ему понравится то, что я тут устроил?
Прошел час. Помывшись и переодевшись, мы собрались в нашем излюбленном месте — во дворе дома де Муэка. Рыцари хвастались друг перед другом синяками и порезами, полученным в дневной схватке. Ричард расчесывал бороду перед серебряным зеркалом. Вино лилось рекой. Слышались смех и шутки, в которых, к моей досаде, частенько упоминалось про ночные горшки. Все полагали, что наши с де Бетюном хауберки никогда уже не будут пахнуть по-прежнему.
Рис уже взялся за дело, отчищая доспех в бочке с водой и песком. Он злился на меня, и небеспричинно. С полдюжины серебряных пенни изменят его настроение к лучшему, думал я, одновременно надеясь, что старания парня увенчаются успехом.
В парадную дверь постучали, громко и настойчиво.
Мы посмотрели на короля, запретившего пускать кого-либо без его разрешения. Узнав, что это гонец Филиппа, он распорядился отослать его прочь.
Я с тревогой посмотрел на де Бетюна, в чьих глазах отразилось то же чувство. Филипп никому из нас не нравился, но он был союзником. Разжигание ссоры не принесло бы добра никому и не помогло бы достичь главной цели — взять Иерусалим.
Но Ричарду мы ничего не сказали. Он все еще пребывал в воинственном настроении.
Прошло немного времени, и в дверь постучали снова.
Прибежал караульный.
— Обязан доложить, государь, что снаружи стоит этот самый Гуго, герцог Бургундский, — сообщил он. — Говорит, что не уйдет, пока не поговорит с вами.
Король по-заговорщицки улыбнулся мне: «Ну, что я тебе говорил?»
— Впустите его, — сказал он.
Гуго был хорошо знаком всем нам, в особенности Ричарду. Склонный вторгаться в Аквитанию при любой возможности, герцог в прежние времена водил дружбу с Молодым Королем и докучливым Раймундом Тулузским.
Круглолицый и дородный Гуго, отдуваясь, шел по коридору. Когда жандарм объявил о прибытии герцога, тот протиснулся мимо него, направившись к Ричарду.
— Сир.
Он согнул колено, но пола не коснулся.
— Поздновато для частных визитов, герцог Гуго, — заметил Ричард.
— Ну, первый посланец ведь не смог вручить письмо, сир.
— Как я уже сказал, поздновато для подобных вещей, — ответил король, не поведя бровью. — Что-то стряслось?
— Я прибыл от короля Филиппа, сир.
— Вот как? — Ричард изобразил удивление. — Настолько важное дело, что оно не терпит до нашей завтрашней встречи?
Лицо Гуго, и без того красное, побагровело.
— Ва… ваши флаги, сир, — выпалил герцог. — Они реют над главными воротами, а вот знамен моего господина нигде не видно.
Ричард недоумевающе посмотрел на него:
— На предыдущем совещании Филипп наотрез отказался участвовать в происходящем. Ни один из его воинов не помогал в подавлении беспорядков. Если честно, ходят даже слухи, что сегодня его люди препятствовали входу моих кораблей в гавань.
— Это все неправда, сир.
— У меня нет ни времени, ни желания разбираться. Я не вижу также причины, по которой знамена Филиппа должны висеть на стенах.
— Но он ведь ваш сюзерен, сир, в глазах Божьих и человеческих.