По счастью, однако, Саладин принял условия, не упомянув о них. Одиннадцатого августа, тридцать один день спустя после падения Акры, ему предстояло передать нам Истинный Крест, захваченных христиан и половину оговоренного выкупа — сто тысяч динаров.
Казалось, все идет хорошо. Король догадывался о намерениях Саладина: чем дольше тянутся переговоры, тем позднее мы выступим в поход. Однако отметил, что вражеский предводитель — человек чести.
— Будем считать его таковым, по крайней мере до одиннадцатого числа, — сказал Ричард, одновременно отдав приказ грузить разобранные стенобитные машины на стоявшие в гавани корабли. Другие приготовления к походу тоже шли вовсю, и я участвовал в них, сдерживая страстное желание скорее выступить на юг.
Всем кузнецам в городе заказали стрелы для арбалетов. В огромных количествах собирались припасы: сено и зерно — для коней, сухари, мука, вино и мясо — для людей. Писцы чертили все новые и новые карты с указанием дорог, колодцев и поселений вдоль побережья, чтобы у каждого начальника имелась своя. Учения для воинов производились рано поутру, пока температура была сносной. Мы, рыцари, тоже упражнялись: перестраивались из походного порядка в наступательный, затем отходили, не нарушая строя. Это проделывалось раз за разом, Ричард лично возглавлял нас, когда мог. Повиновение и порядок решают все, говорил он. Повиновение и порядок.
Дел у короля было столько, что он не покладая рук работал с восхода до заката и даже так успевал не все. Но и он признавал, что самые жаркие дневные часы невыносимы для любого. Надо пользоваться пребыванием в Акре, объявил он, по пути на юг условия будут ужасными. Поэтому после полудня каждому давалось право на отдых, как было заведено у местных. Этот обычай установился сразу, его охотно приняли все — от простых солдат до нас, рыцарей.
Мне было весьма любопытно узнать, что перерыв в делах решили сделать по предложению Беренгарии, а ее навела на эту мысль Джоанна. Если королева хочет забеременеть, пояснила Джоанна, ей следует при любой возможности отправляться с Ричардом на ложе. Выходит, пошутил я, что король не отдыхает, а как раз наоборот. Как и мы, с улыбкой отозвалась она. Я был рад за государя и благодарен за его «отдых», позволявший нам с Джоанной встречаться в гостинице.
Одиннадцатого августа лета Господа Нашего 1191-го меня разбудил призыв муэдзина. Несмотря на всю его богопротивность, мне нравился этот обряд. Поднявшись с тюфяка, я переступил через спавшего в изножье Риса, подошел к окну и распахнул деревянную решетку. Открылся квадрат голубого неба, комнату залил солнечный свет. Голос муэдзина стал теперь отлично слышим, я стоял как завороженный, внимая словам, которые теперь, в отличие от прежних времен, мог разобрать: «Хаййа ‘аля с-салях! Аллах акбар! Ля иляха илля Ллах!»
— Проклятые язычники!
Голос Риса был сонным.
Я улыбнулся. В отличие от меня, валлиец не одобрял мусульманского призыва к молитве.
— Тем не менее пора, — сказал я. — Поднимайся. Стоит ли напоминать, что сегодня утром нам предстоит встреча с Сафадином?
Недовольно ворча, Рис принялся натягивать тунику и шоссы.
Я тоже оделся, и мы направились в бани, расположенные сразу за стенами цитадели — заведение внутри крепости предназначалось для короля. Утреннее омовение стало для нас ежедневным обычаем — даже Рис признал его весьма утонченным. Пропотеть, сидя голым в парилке, а затем нырнуть в бассейн с прохладной водой все еще было для меня в новинку, но здорово освежало. Массаж, который после этого делали мозолистые, мускулистые сарацины, тоже не казался таким устрашающим, как раньше, но тем утром на него не было времени. Раскрасневшиеся, с чистой кожей, мы направились в трапезную. Как обычно, Рис слопал вдвое больше меня. Я шутил на этот счет, говоря, что он пока еще юнец с бурчащим, вечно ненасытным желудком. Либо так, грубовато добавлял де Дрюн, либо у парня ленточные черви — вроде того, которого они видели на дне отхожей канавы.
За столом к нам присоединились де Бетюн и де Шовиньи, а чуть позднее — Торн. Мы угощались ломтями свежеиспеченного хлеба, намазанными медом, а также изысканными фруктами: инжиром, гранатами, плодами рожкового дерева, райскими яблоками.
— День пришел, — сказал де Шовиньи.
— Думаешь, Саладин выполнит наши требования? — спросил я.
— Истинный Крест, полторы тысячи наших и сто тысяч динаров, — напомнил де Бетюн.
— Буду приятно удивлен, если это случится. — Очистив райское яблоко, де Шовиньи положил в рот кусочек и продолжил, жуя: — Вот только откуда он возьмет деньги, а? Сами подумайте. Наши разведчики не обнаружили ни одного каравана верблюдов, подходящего с севера или с юга, со стороны Багдада, Дамаска или Египта.
— И ни один сарацинский корабль после окончания осады не прибывал сюда, — добавил я.
— Вот именно. Если только в лагере у Саладина не припрятана огромная казна, но это невероятно, у него нет монет.
С его рассуждениями трудно спорить, грустно подумал я.
— Значит, он просто тянет время.