Крестоносец

Найдя тихое местечко в тенистом дворике, я принялся обдумывать содеянное. Чувства накатывали волнами: облегчение при мысли, что наша с Джоанной связь останется тайной для короля; темный страх из-за того, что грязные делишки Фиц-Алдельма с Филиппом могут причинить вред Ричарду. Вскоре проснулось сознание вины. Чего стоит мое доброе имя, если сравнивать его, пусть только умозрительно, с жизнью государя? Ничего. Я мучился, жалея, что так поспешно заключил сделку с Фиц-Алдельмом. Но потом решил, что Рису следует и дальше следить за ним. Если удастся добыть неопровержимые доказательства, я пойду к королю. И даже если станет известно о моей связи с Джоанной, быть по сему. Однако я продолжал испытывать вину и впервые за время службы у Ричарда ощущал себя предателем. Мной овладело мрачное настроение.

Вскоре после этого объявился де Бетюн.

— Вот ты где, Руфус! Прячешься, что ли?

Я сослался на головную боль после выпитого накануне вина. Мы не проводили время вместе, так что ложь сошла с рук.

— Есть новости? Закончили обсуждать? — спросил я.

— Решение принято. Потому-то я и отправился тебя искать. Поспешим, иначе пропустим его оглашение.

Чувствуя, как меня, вопреки всему, охватывает возбуждение, я последовал за де Бетюном. У дверей в большой зал мы столкнулись с де Шовиньи и вошли вместе. Народу стало еще больше: люди набились в помещение, как сельди в бочку. Потребовалось пустить в ход локти, а де Шовиньи к тому же напомнил о своем родстве с королем. Так мы проложили дорогу к скамьям, откуда удобнее было наблюдать, как вершится история.

Архиепископ Иосций говорил что-то Ричарду, тот кивал с довольным видом.

— Королем останется Лузиньян, — поделился я с де Бетюном.

Тот посмотрел на государя:

— Похоже, ты прав.

Когда Иосций поднялся, наступила мертвая тишина. Я бросил взгляд на Ги, лицо которого подергивалось от волнения. Конрад, напротив, излучал спокойную уверенность. Мне стало любопытно, как он себя поведет, если моя догадка окажется верной.

— Знайте, что короли, знать и прелаты приняли решение. — Иосций сделал паузу, и над залом снова повисло напряженное ожидание.

— Конрад Монферратский! — выкрикнул кто-то.

Иосций строго посмотрел в ту сторону и снова дождался тишины.

— Мы решили, что Ги де Лузиньян останется королем до конца дней своих, но если он возьмет жену и родит сыновей или дочерей, те не смогут наследовать трон. Если Конрад и его супруга Изабелла переживут Ги, королевство отойдет к ним, а их наследники воспримут скипетр и получат право владения.

— Это несправедливо! — вскричал Ги.

Конрад тоже был недоволен.

— Я старше, — заявил он. — Чудовищно нечестно, что я наследую Ги только после его смерти. К тому времени и королевства-то не останется!

Обе стороны разразились взаимными нападками и оскорблениями. Порядок удалось восстановить, только когда Иосций велел стражникам постучать древками копий о пол. По-прежнему что-то бормотавшие себе под нос с мрачным видом Ги, Конрад и их приспешники утихомирились.

— Таково решение обоих королей, а также знати и прелатов, здесь собравшихся. Напоминаю вам, сеньоры, — Иосций строго посмотрел на Ги и Конрада, — что не далее как через час вы обязаны дать клятву соблюдать решение суда.

Постепенно возмущение и споры улеглись.

Иосций излагал дальнейшие подробности. Доходы с королевства отныне полагалось делить поровну между Ги и Конрадом. В знак признания за оборону Тира Конрада утвердили его правителем, кроме того, ему пожаловали города Сидон и Барут. Все три он держал как феоды, полученные от короля Иерусалимского. Жоффруа, брат Ги, чья отвага при штурмах Акры не оспаривалась никем, получал в награду города Яппа и Цезарея на тех же условиях, что Конрад.

Утерев платком взмокший лоб, Иосций покинул место для выступлений. Как только объявили об окончании собрания, послышался гул разговоров. Ги и Конрад ушли сразу же: первый — вместе с братьями, второй — с Балианом д’Ибелином. Унылый Онфруа де Торон остался сидеть, всеми покинутый; его законные жалобы не приняли в расчет.

Решение суда не стало неожиданным, но я ощущал какой-то осадок в душе и поделился своими сомнениями с де Бетюном.

— Ги — король, — лаконично ответил рыцарь. — После такого прилюдного оглашения пути назад нет.

Я подумал о красноречии Конрада и об упорстве, выказанном им при обороне Тира; подумал о Ги, теперь уже ненужном, после окончания осады Акры.

— Меня не удивит, если Конрад попытается изменить решение, — сказал я.

— Он не из тех, кто смиряется с поражением, — произнес Ричард, вдруг оказавшийся у меня за плечом.

— Если Конрад снова станет посягать на трон, сир, продолжите ли вы поддерживать Лузиньяна? — спросил я.

— Пулены примут Ги как короля, но Конрад может заставить их передумать. Если такое случится… — Король пожевал губами. — Будем исходить из того, что судьба Святой земли важнее связи между сеньором и вассалом.

В высшей степени разумный подход, подумал я.